Увидела в ленте

Насторожило. Мы с девушкой обменивались материалами по оммёдо, еще летом. Высылала ей текст своего семинара.

http://www.diary.ru/~yola/?comments&postid=38634826&from=last
Вопрос прежде всего к  Доно и  J-pro: ничего не слышали об этом человеке? Может, слышал кто-то из ваших знакомых.

---

Прошу прощения

За молчание и не особо содержательные записи. Просто в ходе дедлайна умудрилась еще и травануться...

---

"Никого скромнее нет вашего меня..."(цы)

Скромно выкладываю один из рефератов, о которых говорила)

Эстетические представления элиты японского общества в эпоху Токугава/Эдо

ЭЛИТАРНАЯ КУЛЬТУРА ЭПОХИ ТОКУГАВА. ОБЩИЕ ДАННЫЕ И РАССТАНОВКА ПРИОРИТЕТОВ.

Эпоху Токугава не случайно называют также эпохой Эдо: начиная с XVII века, этот город переживает настоящий подъем. Его население возросло с 150000 жителей в 1624 году до 350000 в 1693 году и 500000 в 1700 году. Эдо превратился в оживленный торговый город, из чего следует, что на первый план выдвинулись представители торговой буржуазии, располагавшие, по сути, куда более внушительными средствами, чем знать. Культура горожан и была, «по существу, культурой процветающей буржуазии, посвятившей себя развлечениям.» Их искусство руководствовалось принципом уки-ё («бренный мир») – описанием мира мимолетных удовольствий, сосредоточенного среди домов свиданий, ресторанов и балаганов. Эпоха Токугава известна нам главным образом благодаря гравюрам в стиле уки-ё и пьесам Кабуки: оттуда пришли наиболее яркие, запоминающиеся образы той эпохи.
Подобный образ жизни, «такое откровенное погружение в удовольствия были отвратительны суровым самураям и неприятны правящему классу в целом» , тем более, что удовольствия эти фактически оплачивались из их карманов. Привилегированное же сословие, в большинстве своем, нуждалось в средствах, поэтому и стремилось отгородиться от городской культуры, продолжая поддерживать традиционные занятия и виды искусства – вроде чайной церемонии – нарочито игнорируя новомодные «вульгарные» развлечения. Поэтому писать о каких-либо новшествах в элитарной культуре периода Токугава довольно сложно – по словам Сэнсома, «в архитектуре, живописи и поэзии продолжали существовать в несколько безжизненном виде старые формы, и лишь этические аспекты культуры самураев подают какие-то признаки жизни». Но все же, если попытаться выделить в элитарной культуре хоть какие-то периоды активности, можно отметить 1610-е-50-е годы, когда даймё и сёгуны еще сооружали крупные дворцы и храмы, богато украшая их. Спустя несколько лет после битвы Сэкигихара наблюдается переориентация с замков на особняки, что неудивительно для наступившего мирного времени. Как только пришла пора политической стабильности – возродилось и желание не просто строить, но строить и украшать. Начало и середина XVII века отмечены рядом впечатляющих сооружений (как пример – комплекс в Никко, о котором еще будет рассказано подробнее).
Затейливость, буйство красок и стремление поразить взор – главные кредо искусства периода Адзути-Момояма – после 1650х годов уступили место более сдержанной культуре, основанной на «элегантной дисциплине и правильности». Но, увы, вместе с яркостью элитарная культура, по вышеназванным причинам, постепенно утратила и свою живость. Подобная тенденция наблюдается во многих культурных областях: например, чайную церемонию продолжали практиковать, но чем дальше, тем более формальным становился процесс, и, несмотря на оставшуюся утонченность, впоследствии что тя-но-ю, что спектакли Ноо стали не столько искусством, сколько признаками хорошего тона и атрибутами быта правящего класса.
В противоположность пышно расцветшему искусству мира уки-ё, культура и быт высшего сословия становятся все сдержаннее. И в постройке жилища, и в его украшении со временем появилась тенденция к упрощению, сдержанности – несмотря на то, что масштабность построек сохранялась. Облик здания не работал на публику, но должен был являть собой идеальное место для домашнего очага. Дом стал именно домом (особое внимание уделялось и садово-парковому искусству, чтобы создать уютную простоту не только внутри, но и снаружи.). Предметы же, нарочно привлекающие внимание, выставлялись в нишах - токонома.
Подлинным городом-носителем «высокой», аристократической культуры в XVII веке, пожалуй, по-прежнему оставался Киото – на тот момент он пережил «неоклассическое» возрождение», что в первую очередь относится к живописи. В среде старинных аристократических родов наблюдался возврат к сложным старинным придворным церемониям; кроме того, снова начали публиковаться литературные памятники древности, а также создаваться отдельные произведения искусства – и то, и другое преследует цель прославить достижения истории. Важно отметить, что, в отличие от эпохи Хэйан, аристократическая культура стала доступна и простым городским жителям – прежде всего, так или иначе возвысившемуся торговому сословию - и одним Киото дело не ограничилось. Достаточно вспомнить хотя бы тот факт, что уровень образования в эпоху Эдо значительно вырос: к XIX веку грамоте было обучено приблизительно 70% населения страны. Немаловажную роль «открытие» высокой культуры сыграло в последующем расцвете «культуры уки-ё», придав ей дополнительный лоск.
Однако, несмотря на попытки отделить элитарную культуру от культуры среднего класса, результаты их были во многом обусловлены факторами, от властей не зависевшими: так, например, переодетые самураи активно посещали пьесы кабуки. Равно как и представители «третьего сословия» впоследствии стали обучаться мастерству чайной церемонии и икэбаны. Попытки же законсервировать имеющееся привели к печальным последствиям, о которых уже было упомянуто выше. Примером может послужить и школа живописи Кано. В то время как именитые художники этой школы официально работали на бакуфу, живописцы рангом пониже выполняли частные заказы не только даймё, но и просто богатых клиентов.
Разумеется, некоторая степень иерархии продолжала существовать. Военной и родовой аристократии полагались свежие продукты нового урожая, им можно было носить одежду из дорогих тканей, а определенные виды керамики могли себе позволить только даймё. Не стоит думать и о том, что придворные аристократы делились культурными достижениями направо и налево: у них существовали, скажем, свои секретные поэтические и литературные стили.
Ряд культурных областей был упразднен правительством. Так, в начале XVIII века сёгуна убедили лишить театр Ноо его официального статуса. Та же участь постигла и охоту – символ самурайского величия, но тут причины были достаточно прозаичны: земель было мало, а леса и пустоши могли пригодиться для других целей. Кроме того, с наступлением мирного времени, большинству самураев пришлось резко сократить свои расходы. Уже к середине XVII века многие даймё не могли позволить себе содержать больше людей искусства, чем тех, кому они уже покровительствовали. То же относилось и к покупке предметов роскоши и произведений искусства.
Итак, с одной стороны, подобный консерватизм сильно затормозил развитие многих видов искусства, которым покровительствовало высшее сословие – тем более, что в конце концов и оно отступило перед силами экономического прогресса. С другой стороны, благодаря консерватизму же, ряд традиционных видов искусства удалось сохранить практически в первозданном виде.

АРХИТЕКТУРА

Сэнсом отнюдь не считает эпоху Эдо временем расцвета архитектуры: по его словам, «очевидно, что ни в начале, ни в конце эпохи Токугава не создано ничего, заслуживающего высокой оценки». Новые дворцы и особняки были, по его мнению, копиями архитектурных сооружений Момояма, храмы же строились в соответствии с традициями стиля гонгэн-дзукури, представляющего собой синкретизм буддистских и синтоистских построек.
Со временем архитектурные стили только упрощались: сказывался стремительный рост городов, частые пожары (наиболее крупный произошел в 1657 году и практически полностью уничтожил Эдо) и нехватка средств у высшего сословия на пышные усадьбы. Но это все-таки не значит, что за всю эпоху Токугава по заказу знати не было возведено ни одного здания, достойного внимания.
Среди сооружений светской архитектуры примечателен особняк Кацура. Он был сооружен неподалеку от Киото и считается одним из «архитектурных сокровищ» Японии. Первоначально ее можно назвать творением Тосихито, младшего брата императора Го-Ёзэй, усыновленного Хидэёси, но после рождения у того сына формально вернувшегося в семью. Тосихито продолжал общаться родом Тоётоми даже после прихода к власти Токугава Иэясу. Он же поспособствовал браку будущего императора Гомизу-о и императрицы Тофукумонъин, прослывших щедрыми покровителями искусств. Вообще же вклад Тосихито в политическую жизнь современной ему Японии достаточно велик, но все же величайшим его достижением следует считать его поместье Кацура.
В своё время Хидэёси поселил брата императора в усадьбу Хатидзё, которую он впоследствии расширил и привел в порядок. После 1615 года бакуфу признала и права Тосихито на земли под названием Нижняя Кацура, включавшие в себя пять деревень. Спустя какое-то время Тосихито предпочел активную политическую жизнь активному же обустройству своей новой усадьбы. За несколько лет главное здание его резиденции в Хатидзё – Сёин – было перевезено на новое место. Потом Тосихито возвел пару чайных домиков и разбил обязательный сад (о садово-парковом искусстве написано в следующей главе).
К 1624 году усадьба была закончена. В 1629 году Тосихито умер, и поместье пришло было в запустение, но этому не дал случиться сын Принца Хатидзё: он значительно расширил главный павильон усадебного комплекса, построил еще один чайный домик, а для росписи внутренних покоев нанял живописцев школы Кано. Все эти дополнения так же сильно повлияли на конечный облик
усадьбы, как и идеи его отца.
Усадьба пережила реставрацию Мэйдзи, и в настоящий момент представляет собой достойный образец архитектурных традиций Японии – к примеру, принципа кивари. В этом случае, при постройке придерживаются длины пространства между столбами: основываясь на этом импровизированном фундаменте, рассчитывали, где будут располагаться балки, стропила, притолоки и другие части несущей конструкции, видимые глазу.
Сам сегун Токугава Иэясу участвовал в создании ряда архитектурных сооружений, среди которых – дворец для императора Гомидзуно-о , а также в реставрации обветшавших особняков. Он возвел замки в Эдо, Сунпу и Нидзё, а заодно и несколько усадеб для себя, наиболее известная из которых располагалась в Михо.
Токугава Иэясу отнюдь не случайно занялся строительством жилищ для мирных времен: он стремился ограничить замковое строительство даймё. Его наследник Хидэтада после 1615 года наложил достаточно жесткие санкции на сооружение замков. Даймё были вынуждены «одомашить» свои крепости: они стали пристраивать веранды-энгава – для того, чтобы любоваться луной; сооружали чайные домики, внутренние же помещения замков выстилали татами. Позже, когда стало ясно, что мирные времена настали надолго, крупные землевладельцы уже целенаправленно перешли к усадебному строительству. Особе внимание уделялось резиденциям в Эдо: поскольку распространена была система заложничества «санкин-котай» , даймё стремились сделать вынужденное пребывание в подлинной столице бакуфу максимально комфортным и приятным. Многие из таких сооружений стоили очень дорого, и далеко не все даймё могли быстро за них расплатиться. Техники отделки стали сложнее и затейливее, что, соответственно, повысило стоимость работы ремесленников. В результате, к середине XVII века тяга к украшательству сошла на нет: теперь здания в основном просто перестраивали. Последним отголоском богатого декора начала XVII века стали религиозные архитектурные сооружения. В книге упомянут храм Канъэйдзи в Эдо, работать над которым начали в 1625 году. Этот памятник японской архитектуры был предназначен для школы Тэндай и должен был стать восточным эквивалентом Энрякудзи, монастыря на горе Хиэй. Десять же лет спустя, сёгун Иэмицу приказал соорудить в Никко – в горах на севере Эдо – храмовый комплекс. Находившееся в Никко святилище, посвященное Иэясу, сооруженное в 1617 году, перевезли в селение Нитта (родовые владения рода Токугава). Ансамбль в Никко, расположенный среди криптомерий, словно окутывающих его дымкой, впечатляет.
Одна из наиболее примечательных деталей комплекса – Ёмиэмон («Врата солнца»): это двухэтажная конструкция с двенадцатью колоннами и загнутыми карнизами. Ворота богато украшены: к примеру, притолоки украшают драконьи головы и облака из золота и золотой фольги; навершия колонн и балок – головы драконов и львов, выкрашенные в белый цвет, а балкон покоится словно на львах и пионах, пространство между которыми заполнено изображениями сцен из китайской мифологии, а также китайского быта (сказано об изображении играющих детей). На потолке галереи изображены два дракона: первый – нобори-рю: - встречает гостей у входа, а второй – кудари-рю: - уже фактически на территории храма. Оба драконы нарисованы живописцами школы Кано.
У Сэнсома также упомянуты гробницы сёгунов, находившиеся там же, в Никко. Он называет их «наиболее прославленными архитектурными памятниками эпохи Эдо». Судя по описанию, данному в книге, гробницы эти, как и Ёмиэмон, богато расписаны и украшены. Это богатство, плюс продуманное размещение сооружений среди деревьев якобы спасает их от того, чтобы считаться вульгарными. Вместе с Никко Тосёгу – святилищем в память о Токугаве Иэясу, гробницы являются последней данью пышному стилю, зародившемуся в эпоху Адзути-Момояма. Само Никко- Тосёгу было построено в 1617 году, после чего подобные храмы-мавзолеи были возведены, согласно «Early modern…», в Эдо, Нагоя, Вакаяма и ряде других мест. Последний памятник в честь великого объединителя Японии был установлен в Сэндай в 1654 году.
Таким образом, можно выделить два периода в истории элитарной архитектуры Японии эпохи Токугава: начало – середину XVII века, когда сёгуны и даймё стремились к роскоши, продолжая возводить масштабные сооружения с пышным декором (иногда доходя в желании украсить здание до абсурда); середину XVII – середину XIX века, когда основное внимание стало уделяться удобству и компактности.

САДОВОЕ ИСКУССТВО

Грандиозные архитектурные проекты периода Адзути-Момояма к 30-м годам XVII века развились в «рококо» комплексов в Никко и особняки даймё в Эдо. К сожалению, последние были в большинстве своем уничтожены огнем при пожаре Мэйрэйки (тот самый, 1657 года), в то время как на сооружения в Никко полюбоваться еще можно.
Поскольку со временем средств на масштабные постройки стало не хватать, даймё обратились к садово-парковому искусству для того, чтобы подчеркнуть свой статус и показать хороший вкус. Тщательно взращенная в эпоху Момояма, эта отрасль культуры получила дальнейшее развитие и в период Токугава. Она не требовала специальной обработки древесины, но куда большее внимание уделялось планировке и ручному труду (особняк Кацура).
Кроме того, с расцветом практики санкин-котай, сады принялись разбивать с особой тщательностью (крупные землевладельцы не скупились на сады и в собственных вотчинах, и в своих жилищах в Эдо) - чтобы сделать пребывание в фактическом заключении более приятным.
Одним из самых известных произведений данной области искусства считается садово-парковый ансамбль, разбитый Ёрифуса, сыном Иэясу. Он, как и ряд других, был поврежден пожаром Мэйрэки в 1657 году. И Ёсифуса, и его наследник Мицукуни в течение 12 лет занимались восстановлением сада. Помогал им в этом известный специалист по имени Чу Шун-Шуй. Итогом стало пространство в 25 гектар, включавшее в себя «озеро с тропинками к нему, каменные фонари, каменные мосты, деревья – и все это было умело и гармонично скомпановано друг с другом…здесь также присутствовали миниатюрные имитации знаменитых японских и китайских пейзажей.» Новый сад Мицукуни назвал Коракурэн («сад поздних радостей»), взяв это название из произведения времен династии Сун (XII век).
Знаменит и сад Рикугэн, или «сад шести добродетелей», некогда расположенный неподалеку от Эдо. Он был создан к северу от города, в замке Янагисава Ёсиасу, любимца сёгуна Тсунаёси, в 1695 году. Еще раньше не менее роскошные сады были разбиты в Хиконэ (1665 год), Канадзава (1680 год), Окаяма (1686 год) и в ряде замков других провинций.
(СТР.90)
Одним из важнейших элементов ландшафтного дизайна были так называемые «чайные садики» - то есть, окружение чайных домиков. Любование садом, пока мастер церемонии готовит чай – традиционный элемент тя-но-ю. Следует отметить «чайный садик» усадьбы Кацура, о которой уже было рассказано выше. Он был создан в 1612 году, когда Тосихито наведался в Кацура и среди садовых композиций увидел воссозданный в миниатюре залив Миядзу, к северо-западу от Киото. Композиция поразила владельца Кацура настолько, что он решил построить один из чайных домиков рядом. Вообще же, сад при усадьбе Кацура, благодаря своеобразной «перенесенной перспективе» (ландшафт максимально приближен к естественному, используется минимум явного декора) являл собой подлинное произведение садоводческого искусства.
В книге приведен отрывок из дневника одного из гостей Тосихито:
«Довелось мне посетить поместье Принца Хатидзё, что в Нижней Кацура. Лодки наши плыли по искусственному пруду в саду, под мостами, соединяющими островки. Были там и насыпной холм, и садовый летний домик, из которого видны горы, что расположены по всем четырем сторонам света…воистину, лучшие виды Японии…»
Разумеется, «элегантные парки среди фортификационных конструкций сами по себе являлись издевательством над первоначальными функциями замков, но они же и показывали, насколько прочно укоренилась тенденция к миру в среде могущественных представителей буси».

НОО

В реферате, посвященном культуре японской элиты эпохи Токугава, я не могла не упомянуть театр Ноо, представлявший собой в те годы одно из важнейших культурных явлений в аристократической среде.
Представление Ноо включает в себя не только актерскую игру, но также музыку и танцы. Декорации весьма условны, грим заменяют маски – настоящие произведения искусства, костюм же лишен бытовой конкретности. Основоположниками театра были Канъами (1334-1385гг.) и его сын Дзэами (1363-1443гг.). В основе представления лежали, как правило, сюжеты классической японской литературы.
Театром аристократии Ноо стал к XIV-XV вв., традиция продолжилась и в Эдо. Как утверждает Сэнсом, он был «последним убежищем и крепостью эстетики самураев». Токугава Иэясу приглашал выступать в своем дворце представителей всех ведущих школ Ноо. Спектакли также ставились по каким-либо торжественным случаям, как то – в честь приема немногих иностранных послов. Впоследствии сёгуны настолько пристрастились к театру, что сами участвовали в представлениях и «присваивали звание самурая своим любимым артистам». Закат Ноо наступил к 1711 году, когда ученый-конфуцианец Араи Хакусэки составил три памятные записки для сёгуна, где, в частности, упомянул, что Ноо для государства опасен. Сёгун совету внял и заменил представление Ноо на официальной церемонии музыкальным выступлением. Однако, утрата официального престижа не означала абсолютное забвение: представления Ноо продолжали пользоваться популярностью в консервативных кругах высшего общества – формально он все еще считался развлечением высшего сорта, раз его выделил правящий класс. Кроме того, театр привлекал эстетически.
Несмотря на элитарность Ноо, тексты его пьес и сценические приемы стали известны и представителям третьего сословия, стремящимся прослыть образованными. Таким образом, учителя Ноо никогда не оставались без заработка: горожане шли к ним обучаться стихам, песням и танцам. В отличие от чайной церемонии – развлечении, слишком медлительном и вычурном для процветающих горожан – Ноо удалось остаться на плаву. Тя-но-ю же, как уже было сказано, стала не более чем ритуалом, лишенным особого смысла.

ЖИВОПИСЬ

Вместе со спадом моды на монументальность, высокое искусство также устремилось к минимализму и строгости, становясь более гладким и менее ярким. Но, в отличие от декоративных садов, живопись, которая также призывала людей к миру, не разъединяла правящих от управляемых, но стала своеобразным мостом между ними. В книге «Early modern Japan culture» упоминается, что целью живописи было «облагородить человека, проиллюстрировать модели поведения, служить благим целям власть имущих и символически изображать добродетели». Действительно, влияние живописи простиралось и за пределы элиты, сокращаю дистанцию между ней и горожанами.
За годы правления Хидэёси и Токугава Иэясу возвысилась школа живописи Кано, чьи работы украшали замки и особняки. Кано Ясунобу, возглавивший школу в XVII веке, сформулировал основные принципы работы художников: теперь акцент делался на совершенствовании навыков и оттачивании мастерства, природный же талант стал делом десятым. Индивидуализм отошел на второй план, на первом же оказалась преемственность поколений, серьезный подход к передаче навыков. Порой художники Кано существовали за счет своеобразного «репетиторства», занимаясь с теми, кто не планировал связать свою жизнь с живописью в будущем. И учили скорее технике, а не реализации фантазий. С другой стороны, подобная практика позволила традициям живописи получить более широкое, чем раньше, распространение. В эпоху Токугава живописец Кано Танъю поселился в Киото в качестве официального художника при бакуфу и работал над украшением замков Нидзё и Нагоя. В Киото же, столице искусств, процветали и представители других школ.
Успехом пользовалась также школа Тоса, специализирующаяся на ширмах и небольших предметах.
Сэнсом считает, что и в живописи традиционные школы «следуют по пути архитектуры и скульптуры, однообразно повторяя темы и трактовки художников, процветавших в период Момояма». От упадка ее спасали такие мастера, как Хонъами Коэцу, Таварая Сотацу и Тоса Мицуоки. Эти художники мастерски изображали природу, в особенности – цветы и птиц. Отмечен и Санраку, представитель школы Кано, творивший в стиле ямато-э, старинной жанровой живописи. Его творения отличает именно отступление от условностей и приближение к живости, реализму – это роднит их с гравюрами уки-ё.
Традиции обеих школ были собраны в Такагаминэ, поселении художников. Его основателем считается живописец Хоннами Коэцу. Ему помогал художник Таварая Сотацу, живший в Киото. Их кисти принадлежат многочисленные иллюстрации к стихотворениям, а также интерьерные свитки сикиси (они, как правило, являлись хорошими образцами каллиграфии, а изображен на каждом из них был тот или иной иероглиф). В качестве примера совместной работы приводится некий «Олений свиток», совмещающий в себе живописный талант Сотацу и каллиграфическое мастерство Коэцу. После смерти Коэцу в 1637 году, а его ассистента – некоторое время спустя, период расцвета Такагаминэ подошел к концу, хотясамо поселение существовало еще достаточно долго (там обучался Огата Корин, речь о котором пойдет ниже). Ему покровительствовали император Гомицуно-о и его супруга Тофукумонъин.
В период культурного возрождения в Киото многие жившие там художники обращались за вдохновением к преданиям старины и использовали в качестве сюжетов для своих работ истории знаменитых монахов, эпизоды «Повести о Гэндзи» и войны Гэмпэй, а также религиозные сюжеты. В книге сказано, что слава вернулась к «Синкокинсю» (XI век) и «Исэ-моногатари» (X век, Аривара Нарихира) - известнейшим поэтическим антологиям. Тексты сопровождались соответствующими картинками-иллюстрациями.
Под впечатлением от антологий и других классических произведений, появилось множество элегантных художественных произведений – таких, как многостворчатые ширмы, созданные в паре и посвященные поэмам Фудзивара Тэйка о цветах и птицах всех времен года (Ямамото Сокэн, 1690-е годы, Кано). К каждой створке подобрано стихотворение по сезону – оно написано наверху.
Из всех последователей Коэцу наиболее известным являлся Огата Корин, выдающийся живописец не только по бумаге, но и по лаку. Предки художника были воинами, но его дед подался в торговлю (преимущественно тканями), став в итоге официальным поставщиком сёгуна Токугава Хидэтада. Он также изготовлял одежды императрицы Тофукумонъин – именно благодаря ей текстильное дело Огата достигло своего расцвета. Средства семьи позволили отцу Корина стать художником и поселиться в Такагаминэ, так что детство Огата Корина прошло безбедно: в окружении достатка, красивых вещей, и культурного наследния Коэцу и Сотацу.
Корин изучил множество аспектов высокой культуры – музыку, но, тя-но-ю – посвятив себя «изящным развлечениям»(югэй). После смерти императрицы Тофукумонъин в 1678 году, успех оставил Огата – но даже тогда у наследника рода имелось достаточно средств для того, чтобы не изменять своему образу жизни в течение нескольких лет. По истечении же срока, будущий великий художник обратился за помощью к брату, Кэнзану, и посвятил себя занятиям живописью. Его учителями стали его отец, а также Ямамото Сокэн. Спустя почти двадцать лет Огата Корин, наконец, избрал живопись не просто призванием, но и профессией, обеспечивающей содержание. Однако, награда за труды не позволяла вести привычный роскошный образ жизни, что и привело к уходу Корина в Эдо в 1704 году. Там он какое-то время жил у богатого торговца, а в 1707 году нашел себе покровителя в лице даймё Химэдзи, но уже через два года вернулся обратно, в Киото: жизнь самураев оказалась для него слишком регламентированной и строгой. Возвращение пришлось на пору расцвета творчества Огата Корина. Работы этого периода были охарактеризованы как «обладающие чувством пространства, великолепным стилем и мягкостью форм, какую редко встретишь на картинах Момояма».
Основные сюжеты работ Корина - пейзажи, цветы и животные. Это – прекрасный пример принципов живописи XVIII века, когда « авторскую оригинальность приносили в жертву стилизации и дизайну интерьера». Довольно часто Огата Корин копировал работы другого мастера, Сотацу. В качестве примера книга приводить шестипанельную ширму «Волны» из Мацусима – с ее «скоплением сосен, встающих стеной скал и ритмичными линиями пены и волн».
Умер Огата Корин в 1716 году, оставив после себя произведения, повлиявшие на целые поколения художников не только в Киото, но и в Эдо. Не без его помощи сместился в Эдо и центр культурной жизни, что впоследствии стало заметно благодаря городской культуре уки-ё.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Пусть в эпоху Токугава сословие буси и перестало проявлять экономический интерес к нововведениям, довольствуясь покровительством старых направлений в искусстве, не следует думать, что его вклад в японскую культуру той эпохи можно приравнивать к нулю. Мир Уки-ё принес с собой много нового, яркие краски и живость. Но именно благодаря элитарной культуре не ушли в небытие многие традиционные жанры японского искусства, что позволяет наслаждаться ими и по сей день.

@темы: Япония

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Cчастье...

...это белые лотосы на руке, такие живые и приятные на ощупь. И тепло нитяного мячика в ладонях.
И осознание того, что все будет хорошо, несмотря на периоды непонимания и глюков. Что всегда сможешь вовремя - если спазм снова сдавит горло - схватить лапку и не отпускать ни за что. Показывая: рядом. Всегда рядом.
Доброй дороги...

---

 Акико Морикава, вечер добрый)

---

Знаете...

Несмотря ни на что - я тупо счастлива. И, пожалуй, точно вхожу в список самых счастливых людей в мире.

---

Ощущение легкого анрила.
Добрая часть работы выполнена. Осталось еще завтра, но...уже все равно - с чистой душой. С чистой душой исчезнуть.
На полтора дня. В фаннонно-оригинальное.

---

%)

Когда мне становится нечего повторять - я вместо отдыха начинаю тихо бегать по стенкам...

@темы: Стрянности

---

Еще немного про игры

Страдания персонажным мазохизмом - вещь неизлечимая. Нет, сейчас речь идет не о любви к наручникам, плетям и батареям. Речь идет о попытке реконструировать образ, руководствуясь минимумом канонических деталей. Банально потому, что их как раз минимум и набирается. Раз за разом.
Ведь что мы, по сути, знаем о Хооки?...
Но именно этим персонажи и интересны. С небольшим набором деталей можно играться по-разному, а в канонные рамки себя толком заогнять и не надо: характер не то чтобы прописан. Куда увлекательнее пытаться этот характер прочувствовать и воплотить, руководствуясь немногими подсказками. Вдобавок, не боишься с первых же шагов в образе скатиться до вопиющего OOC.
Но обратная сторона развлекаловки, из-за чего я и окрестила ее "мазохизмом" - над подобными образами надо много _думать_. Просчитывать разные варианты и гадать, как бы герой скорее всего себя повел в той или иной ситуации. И можно порой до таких дебрей додуматься...А еще можно начать писать приквелы и биографии. И вот тут-то как раз начинается уже садо-мазо. Для читателей)

@темы: Игровое, Все пройдет и это тоже

---

иэх

Ками, сделайте так, чтобы я завтра на автомате вспомнила и иероглифы, и систему наказаний в средневековой Японии...
Главное - чтобы все на своих парах.

---

Прискорбное объявление

У меня таки настал пушной зверь. Сооовсем пушной. По причине которого я столь редко бываю теперь в аське в режиме общего доступа.
Я думала, он дальше расти все-таки не будет. Ан нет, вырос.
Я не пропала, мы с моим пушным зверем просто пытаемся сбросить лишний вес...

---

Про ЗЗ

В кои веки пишу о содержании: там опять гон про эпоху Эдо) Беспощаный, но не бессмысленный. Погоним - и откроем)

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Нифига ж себе

Один хэйанский аристократ пишет другому примерно следующее:
Слушай, друг, хочу я испросить у тебя совета: вот ты пару лет учил-учил китайский язык, а теперь знаешь целых триста иероглифов...._как_?

Халявщикииииии!>_<

@темы: Япония

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я не выдержала и посмотрела первую серию про Шинсэн

Сайто - это...Мда.
С таким Сайто я готова стырить все контрабандное оружие Ишшин Шиши. И всю казну Шинсэна.

Если честно - я избалованное существо. Я пока прониклась только как милой и вседоступной пропагандой. Несерьезной. Посмотрим, что завернут дальше.

---

Новое медитативное занятие

Подбрасывать и ловить танто. Медитативно.

---

Редко о чем прошу

Но вот захотелось, да.
А покажите мне что-то, что для вас - хорошее...если не слишком затруднит) В картинках. Пусть будет этакий флешмоб.
А то тихо как-то слишком в моей реальной норке.

---

"Он это зря..."

В шоколадной пироженке *по-другому этот миниатюрный шедевр назвать никак нельзя* процент алкоголя оказался выше шоколадного...А мне сейчас реферат номер два начинать...ик...