[Свиреп, когда спровоцирован.] [Нет ничего невозможного для блестяще извращенного ума.][Дважды японутая девочка.]
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ЗАГРОБНОМ МИРЕ В ДРЕВНЕЙ И СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЯПОНИИ: ДОБУДДИЙСКАЯ И БУДДИЙСКАЯ МОДЕЛЬ.
ВВЕДЕНИЕ
Все народы нашей планеты верили в то, что после смерти человек не уходит в небытие, но продолжает свое существование в ином, потустороннем измерении. Облик загробного мира занимал людей с древнейших времен. Существовали самые разные версии касательно того, где он расположен, кто его населял, чем в нем занимался умерший. Довольно часто именно загробному миру уделялось почетное место в мифологии того или иного народа, старавшегося проработать все до малейших деталей. Из чего следует, что подход к изображению того места, куда люди попадали после смерти, был достаточно серьезен.
Загробный мир в представлении древних и средневековых японцев интересен прежде всего тем, что в конечном итоге являл собой сочетание традиционных верований и понятий, пришедших из буддизма, и на первый взгляд его образ может показаться противоречивым. В частности, это касается сочетания горизонтальной и вертикальной космогонии, что особенно заметно в изображении загробного мира. Тем любопытнее наблюдать взаимодействие различных религиозных верований с течением времени.
ДОБУДДИЙСКАЯ МОДЕЛЬ
К сожалению, японских свидетельств добуддийского периода (то есть, до VI-VIIвв.) фактически не сохранилось. Китайские хроники «Хоу-Ханьшу», «Вэйчжи» и «Суйшу», составленные в III-VIIвв., отражают периоды японской истории с конца III века и до середины VII века, и на основе упомянутых там обрядов можно сделать ряд выводов как о религиозных представлениях, так и о происхождении японцев.
Что же касается собственно японских материалов, то получить некоторые представления о том, во что верили японцы в то время и как они представляли себе загробный мир, нам помогают прежде всего археологические свидетельства. Пожалуй, наиболее ценный материал для исследований предоставляют погребальные курганы-кофуны, возводить которые начали в конце III в. н.э.
Также, частично картину проясняет мифологические своды «Кодзики» и «Нихон сёки». Несмотря на то, что написаны эти произведения были в VIII в. н.э., в них можно найти немало письменно зафиксированных традиционных японских представлений.
Согласно теории японского исследователя Ока Масао (обнародована в 1958г.), одними из первых обитателей японских островов были как раз-таки индокитайские либо океанийские племена, прибывшие в Японию около 12 тыс. лет назад. Помимо гончарных изделий и солярных мифов переселенцы привезли на острова и идею горизонтальной космогонии. В Индонезии и Океании строение мира испокон веков основывалось на понятии горизонтальной космогонии. Согласно этой концепции, мир живых и мир мертвых пребывают на одном уровне. Мир мертвых находился на одном из островов, считающемся табуированным. Поэтому умершего помещали в лодку. Основная и естественная ее функция — транспортная — перенос в загробный мир. Лодка необходима была для плавания к острову мертвых Труп помещали в нее и отправляли в открытое море (так делали на островах Самоа, Фиджи, в Новой Зеландии и ряде других мест). Суда должны были достичь острова — соседнего, реально существующего, или мифической прародины – как, например, Гавайки у полинезийцев.
В третьем свитке «Кодзики» повествуется о неудачах, постигших первобогов Идзанаги и Идзанами из-за того, что в ходе брачного обряда женщина-Идзанами заговорила первой:
И все же начали [они] брачное дело, и дитя, что родили, [было] дитя-пиявка. Это дитя посадили в тростниковую лодку и пустили плыть.
Итак, боги сажают свое уродливое творение в тростниковую лодочку и фактически обрекают его на погибель. В китайской хронике «Суйшу» также говорится о том, что, помимо внутреннего и внешнего гроба, в которые кладут мертвое тело, к месту захоронения его волокут на небольшой колеснице, либо в ладье на колесах. Изображения лодок, а то и сами лодки, встречаются и в кофунах. Все это позволяет сделать вывод: в мир иной человек отправлялся по воде.
Встречается в кофунах и любопытные предметы погребального инвентаря (помимо предметов быта, украшений и оружия) – фигруки-ханива. Они представляли собой глиняные изображения людей и животных самых разных размеров (до 50 см). Упоминание о ханива встречается в «Нихон сёки», и оно довольно любопытно. В шестом свитке повествуется о погребении младшего брата государя Суйнин (прибл. 30 г. до н.э. – 70 г. н.э.). Сказано, что «тогда же собрали его приближенных и похоронили их стоймя заживо, как ограду вокруг гробницы». Люди были живы еще несколько дней, и своими стенаниями они так опечалили правителя, что тот повелел впредь вместо живых людей хоронить с покойным в качестве сопровождающих глиняные фигурки. Известно, что жертвоприношение людей произошло и при легендарной правительнице Химико, формально правившей Японией в III в. до н.э. Все это свидетельствует о том, что в загробный мир умерший отправлялся не один. Его снабжали не только предметами быта, но и сопровождающими-слугами. Следовательно, человек не уходил в небытие, но продолжал жить по ту сторону мира живых.
Непосредственно наименование загробного мира встречается в «Кодзики», и оно связано с вышеупомянутыми Идзанаги и Идзанами. Не смирившийся со смертью жены, Идзанаги отправляется за ней в так называемую Ёми-но-куни, или Нэ-но-куни, то есть «Страну Корней». Те, кто попал туда и вкусил особую пищу, приготовленную местном на огне, уже не могут вернуться обратно; также сказано, что в Нэ-но-куни темно (Идзанаги, не дождавшись возвращения супруги, спускается за ней сам, а для того, чтобы что-то разглядеть, вынужден поджечь зубец из своего гребня). Сами названия говорят о том, что место это расположено во тьме, под землей, у корней. Неслучайно при определении местоположения врат в загробный мир всплывают прежде всего земли на северо-востоке Японии, а также провинция Идзумо, отделенная от очага культуры Ямато труднопроходимыми горами. Все это несколько противоречит рассуждениям о мироздании на одном уровне, звучавшим выше. Противоречие объясняется просто: согласно все той же теории Ока Масао, миграционных волн, накативших на Японские острова, было пять. Третья из них – нашествие народов из Юго-Восточной Азии в I тыс. до н.э. – привезла с собой шаманизм, анимизм и вертикальную космогонию. Согласно этой модели, миры располагаются вертикально: небо /мир живых людей – подземный /загробный/ мир. Получило развитие и поклонение небесным светилам. Неслучайно кофун Такамацудзука (середина VIIIв. н.э.) расписан изображениями этих самых небесных светил, а также защитников четырех сторон света. Вертикальное строение мира также нашло свое отражение в «Кодзики» и «Нихон сёки». Небесные боги пребывали в месте под названием Такамагахара – или в «Стране Высокого Неба». Оттуда бог «Хикохо-но-ниниги», внук богини Солнца Аматэрасу, спускается в Тоёасихара но накацукуни – «Срединную страну обильных тростниковых равнин», отождествляемую с Японией. Что же касается мира подземного, то о нем уже было сказано выше.
Итак, можно сказать, что в Японии добуддийского периода уже существовали представления о жизни после смерти. Умершего долго и тщательно готовили к переходу в другой мир, где он продолжит свое существование (поэтому и существовала традиция временного захоронения могари-но-мия – мертвое тело помещали в него на какое-то время, прежде чем будут соблюдены все полагающиеся обряды). Сначала человек отправляется в мир мертвых на лодке, а потом – уходит под землю. Можно сказать, что в системе верований древних японцев произошла эволюция, так как впоследствии проникший на территорию Японии буддизм также принес с собой вертикальную модель мира. И не без его влияния описан подземный мир в «Кодзики»: загробный мир назван там и «Страной желтых вод».
БУДДИЙСКАЯ МОДЕЛЬ
Впервые Японию познакомили с буддизмом корейские послы в начале VIв. (дат называют две: 538г. и 552г.) Популярности буддизма способствовало благосклонное отношение к нему известного государственного деятеля - Сётоку Тайси, который составил комментарии к трем сутрам и принимал активное участие в распространении буддизма. При его содействии были построены первые буддийские храмы.
В отличие от добуддийского периода, буддийский может похвастаться наличием большего числа источников – а, следовательно, большим полем для исследований. Обращаться можно, в частности, к китайским коротким рассказам сяо-шо и японским притчам, собранным в сборнике «Нихон рёики» (составлен на рубеже VIII-IX вв.). Сведения о загробном мире можно почерпнуть из рассказов героев этих историй, якобы побывавших «по ту сторону» при жизни.
Одна из наиболее важных идей, принесенных в Японию новой верой, – идея кармического воздаяния. Все, что бы человек ни делал, не делается просто так. И хорошие, и дурные его поступки впоследствии могут сослужить ему соответствующую службу: каждое деяние оценивается после смерти. И если грехи перевешивают поступки, совершенные во благо, умершего ждут вечные муки. В связи с этим, все души так или иначе сначала попадают в буддийский Ад, где и ведется счет их поступкам.
Однако, под понятием «буддийская модель» подразумевается прежде всего не то, что она была целиком и полностью заимствована из буддизма, а то, что попала в Японию и укоренилась там в период знакомства страны с буддизмом и последующего укрепления позиций этой религии – буддийский период. Ведь если присмотреться внимательнее, в китайском варианте модели мира – а именно она лежит в основе классической модели мира буддийского периода – можно найти множество элементов, заимствованных из традиционных верований. Все дело в том, что в Китае буддизм утратил непосредственную связь со своей исконной, индийской культурой. Как пишет Ермаков, «классическому буддизму было чуждо понятие «души» как некоей внематериальной субстанции, присутствующей…после смерти человека…В индобуддийской…традиции господствует представление об отсутствии души – анатма, опирающееся на теорию дхарм». Но, попав в новую среду, буддизм подвергся влиянию китайских представлений о духах и душах людей, связь с которыми поддерживается и после смерти их хозяев.
Поэтому, прежде всего, элементы традиционных верований связаны с упоминанием высших существ - «бессмертных». Многие даосы посвящали достижению бессмертия всю свою жизнь. Существовало множество способов сделать это. В их основе лежал аскетизм, особое питание – исключительно растительной пищей, специальные дыхательные практики и огромное количество разнообразных эликсиров и пилюль бессмертия. Переходя на новый уровень бытия – через смерть – даос становился шэнем (сянем), или бессмертным. Как правило, об этом его оповещали специальные посланники с небес – всадники, которые велели убраться в доме и ждать. Еще через два дня на пятицветных облаках прибывал официальный эскорт для нового шэня, доставлявший ему официальное разрешение подняться на небеса; также два мальчика подносили нефритовый ларец с удивительной одеждой из неведомой людям ткани. После чего шэнь вместе с эскортом отправлялся на Западный Пик, известный также как гора Пэнлай. Согласно китайской мифологии, эта гора не пускала к себе ненужных посетителей, прячась от них. В Японии Пэнлай называли Хорай, и также считали райским местом и обителью бессмертных созданий, путь куда открыт далеко не каждому.
Как уже было сказано, буддийская модель придерживается не горизонтальной, а вертикальной космогонии: миры расположены вертикально. Высший и лучший мир – Анракуё – находился на небе. Уровнем ниже располагался Ёдзин – мир простых смертных. Под землей же находился Ад – Дзигоку.
Анракуё являлся аналогом рая и обителью бессмертных: небесных божеств тэндзин, их потомков тэнсондзин, буддийских святых и ряда других бессмертных созданий. Прямого пути в Анракуё для людей не существовало: прежде, чем попасть в рай, даже святой должен был предстать перед судом Мира Мертвых, на котором ему и выносили вердикт.
Ёдзин не являлся миром радостным, но к существованию в нем нужно было подойти ответственно: по тому, как человек жил в Ёдзин, какие деяния он совершил, оценивались варианты его дальнейшей судьбы после смерти.
Описание Ада встречается и в китайских, и в японских источниках чаще всего. Его называли «подземной тюрьмой» (Диюй/Дзигоку). Царит там Яньлован, он же Эмма-о – персонаж буддийский. Его первое, индийское имя – Яма. Бог загробного мира, решающий судьбу всех существ после их смерти. В его подчинении находятся армии духов, одна из задач которых - приходить за людьми сразу после отхода в мир иной.
Описание загробного мира в «Нихон рёики» во многом соответствует буддийской модели. Но есть в нем и специфические черты, что дает повод к размышлениям: а произошла ли замена полностью?
ПУТЕШЕСТВИЕ УМЕРШЕГО ПО ЗАГРОБНОМУ МИРУ.
Человеческое существо не всегда умирало сразу. Некоторое время душу умершего пытались призвать различными способами. Окончательно удостоверившись, что человек мертв, близкие начинали готовиться к его захоронению. Проводимые обряды помогали не только умиротворить дух умершего, но и обеспечить ему гладкое переселение в иной мир. Прежде всего, это относилось к представлению умершего богам – при помощи возглашения плачей, подношений и эпитафий. Плачи впоследствии стали настоящим искусством – появились специальные корпорации плакальщиц. Слезы демонстрировались для того, чтобы показать, как дорог был умерший его близким, каким хорошим человеком он был при жизни. Эпитафии, которые высекали на надгробных плитах, служили уже неприкрытым восхвалением покойного, но в более сдержанной, официальной форме. Они, как правило, сообщали возраст умершего и этапы его карьерного роста.
Неотъемлемым атрибутом погребальных обрядов являлись специальные ритуальные песни и танцы, направленные на достижение гармонии в небесных и земных делах. А также помогавшие тем, кто участвовал в обрядах, восстановить энергетический баланс.
Одновременно с этим души начинали свое путешествие по загробному миру.
Представление о наличии у человека нескольких душ также пришло из Китая, где верили в существование «хунь» и «по» - двух душ одного человека. Первая отвечала за духовное начало в человеке. Вторая же олицетворяла собой скорее инстинкты, отвечала за чувственное, дикое начало. Считалось также, что душа «хунь» была связана со светлым началом Ян и управляла душой, а «по» - с темным началом Инь и управляла телом. Японские аналоги этих душ назывались ниги-митама и ара-митама, а в дополнение к ним существовала третья душа, тамасии, чьи функции, к сожалению, весьма туманны.
То место, куда попадают души после смерти, называется Хаоли – «подземные чертоги», вход в которые охраняет страж Тубо. Несмотря на устрашающую внешность, изначально именно он являлся главным защитником душ в загробном мире. Какое-то время хунь и по ожидают суда, обитая в подземных чертогах: хунь живут в беседках, по же – в бараках. На суде они подвергаются обязательному допросу, а допрашивают их цензоры из 64 департаментов Хаоли. Руководит ими Тай Шань Фу-Цзюнь («Владыка Подземного мира»). Во время допроса выясняется, какое из начал преобладало в человеке. После этого души препровождают к Желтому источнику и там разделяют их. Хунь может вознестись на небо и стать, фактически, ками; по же, если при жизни человека была активна, становится злобным бессмертным скитающимся демоном – гуем. Однако, среди китайских сяо-шо чаще всего встречаются сюжеты о попавших в Хаоли при жизни. В тех случаях, когда они там задерживались, то, как и в мире живых, поднимались по лестнице служебной иерархии.
Подобные сюжеты встречаются и в «Нихон рёики» - человек тяжело заболевает и в результате какое-то время пребывает в загробном мире. Потом он приходит в себя и рассказывает о том, что видел. Основываясь в том числе и на данных историях, можно составить приблизительную карту загробного мира в представлении средневековых японцев.
Прежде всего, за умершим являются посланники правителя Дзигоку. В «Нихон рёики» их количество варьируется от двух до семи. В последнем случае за человеком, приносившим в жертву «китайскому богу» быков, приходят семеро существ с бычьими головами (т.е., проглядывает идея воздаяния). Посланники сопровождают душу человека (или души человека, если не брать конкретный источник) в Такадоно-но-мия (Дворец). Путь туда лежит, как правило, через горы. У врат умершего или же временно умершего встречал аналог Ту-Бо, или Цутихо. После путешественники минуют ряд объектов: в «Нихон рёики» присутствуют упоминания реки и дороги, также известно, что перед этим приходилось идти по ровной долине, а затем взбираться на холм. Наконец, путники попадают в так называемый «Золотой дворец», или обиталище владыки подземного мира. Там происходит перекрестный допрос, в ходе которого выясняется, как будут испытывать представшего перед судом Эмма-о. В зависимости от того, сколько зла водилось за человеком при жизни, назначается тот путь, по которому он двинется навстречу своим испытаниям. Если добро перевешивало зло, то умершему доставалась ровная широкая дорога на пять дней пути. Чаще всего выпадал семидневный путь по дороге с редкой травой. В случае великого грешника – путь занимал девять дней, а проходил он по дороге, поросшей колючим кустарником.
В «Нихон рёики» процесс суда описан несколько иначе – вероятно, потому, что вершили его над теми, кто в итоге вернулся. Умерших подвергают испытаниям сразу же после допроса, едва ли не перед царем Эммой. Либо пытки осуществляются на глазах у временно умершего, дабы устрашить или предупредить его о чем-то, а то и передать послание от родственников, страдающих из-за своих прегрешений. Яркий пример тому – история Касивадэ но Оми Хирокуни, которому в подземном мире показали его отца, за свои грехи прибитого к раскаленному столбу. Но чаще всего испытывают все же того, кого судят. Через пытки проходят все – просто некоторым они не могут причинить вреда по причине их безгрешности: так, один из героев историй, добродетельный монах, не подвергся действию раскаленного горна, который раскололся. Но для того, чтобы избежать мук, совсем не обязательно быть монахом. И наоборот. Так, например, монах Тико, несмотря на сан, поплатился за оскорбления бодхисаттвы Гёги.
Среди произведений японского искусства изображения Ада встречаются неоднократно. Человек должен думать о том, что делает, уже в этой жизни – поэтому художники не жалели красок, а изображения демонов и осужденных грешников представляют собой зрелища достаточно жестокие и натуралистичные. На испытания или же на вечные муки души могли попасть в два места. Первое называлось Горячим Адом. В «Нихон рёики» как раз в связи с ним встречается также пытка раскаленным столбом, к которому привязывали умершего (в случае со святым – ему ничего не сделалось, а столб раскололся).
В оригинале – если исходить еще из индийских доктрин буддизма – Горячий Ад делился на восемь подуровней. Среди них встречались такие, как место, где пол покрыт раскаленным железом, а грешников толкают на него демоны, вооруженные стальными клыками и горящими факелами; место, где души то и дело превращают в кровавое месиво тяжелые камни; место, в котором демоны сажали души на вилы и бросали в котел, где уже варились их товарищи по несчастью, и ряд других.
Также существовал Холодный Ад со своими восемью подуровнями. Это было царство холода и темноты, дома в котором строились из черного металла. Обитали в Холодном Аду демоны с длинными белыми волосами и черной кожей. Души либо бродили в одиночестве среди страшного холода и мрака, либо их сбивал с ног сильнейший вихрь, едва ли не сдиравший кожу, либо от холода же отваливались конечности. Иными словами, и тот, и другой «отдел» Ада представляли собой места малопривлекательные: их описание должно было послужить предостережением смертным, не следящим за своими деяниями при жизни.
Говоря о буддийской картине бытия, нельзя не затронуть и тему перерождений. Во-первых, потому, что о ней, пожалуй, наслышаны более, чем о других концепциях буддизма. Во-вторых – и это видно из «Нихон рёики» - души людей подвергались не только испытаниям пытками в Аду. Отец Касивадэ но Оми Хирокуни – героя одной из притч – подвергался перерождениям несколько раз.
«Седьмого дня седьмой луны я обернулся змеей, и, голодный, хотел вползти в твой дом. Палкой ты выбросил меня вон. Пятого дня пятой луны я обернулся рыжим щенком и прибежал к твоему дому. Ты же кликнул Исэ, натравил его на меня, и я вернулся голодным и усталым. Но когда я кошкой пришел в твой дом в первый день Нового года, ты дал мяса и другой еды, и я насытился на три года. Я больше не отличаю старшего брата от младшего, высокого от низкого. Я стал псом, пожирающим собственную слюну. И снова я обернусь рыжим щенком!»
Итак, концепция перерождения как наказание за грехи, совершенные в прошлой жизни, все же имела место наряду с пытками в Дзигоку. Приведенный выше отрывок любопытен еще и тем, что он повествует о человеке, чьи муки не длились вечно, но прерывались «отсрочками» в мир живых. В китайских рассказах «сяо-шо» также присутствуют примеры душ, испытуемых службой в департаментах загробного мира, в том числе и после пыток, и в ряде случаев это также являлось отголоском древней традиции: статус умершего пребывает с ним и после смерти, если ты был чиновником – будешь служить. Другое дело, что по окончании подобных «исправительных работ» согрешивший все же не поднимался на небо, но становился гуем.
Таким образом, модель мира в Японии буддийского периода представляла собой довольно сложную систему, сочетающую в себе как пережитки традиционных представлений о мироздании, так и привнесенные извне дополнения. Так, элементы горизонтальной космогонии заметны при описании путешествия умерших по загробному миру: не рассказывается о том, что они спускаются под землю – но повествуется о преодолении холма, реки, о разнообразных дорогах. Почитание душ, ставших ками – в свою очередь, отражение традиционных религиозных представлений Японских островов. Вера в существование нескольких душ в одном теле – заимствование даосских идей с материка. И, наконец, понятия Рая и Ада, воздаяние за хорошие и дурные поступки, суд и последующий вынос решения основаны на буддийских представлениях о загробной жизни.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Спустя долгие годы формирования, представления японцев о загробном мире в древности и средневековье в конечном итоге представляли собой довольно сложную систему, основанную на ряде концепций, заимствованных из различных верований. Прояснить некоторые моменты до сих пор довольно сложно – но это не мешает представить себе хотя бы приблизительную картину того, каким видели жители Японии существование после смерти. А видели они не просто пустоту по ту сторону жизни, но целое измерение, населенное разнообразными созданиями – как безвредными, так и теми, от которых зависела судьба душ. И многое в этом измерении напоминало об оставленном мире. Поэтому можно без преувеличения сказать, что жители древней и средневековой Японии не никогда не исчезали без следа (так, как смерть порой воспринимали европейцы), не умирали совсем – но переходили на новый уровень жизни.
ВВЕДЕНИЕ
Все народы нашей планеты верили в то, что после смерти человек не уходит в небытие, но продолжает свое существование в ином, потустороннем измерении. Облик загробного мира занимал людей с древнейших времен. Существовали самые разные версии касательно того, где он расположен, кто его населял, чем в нем занимался умерший. Довольно часто именно загробному миру уделялось почетное место в мифологии того или иного народа, старавшегося проработать все до малейших деталей. Из чего следует, что подход к изображению того места, куда люди попадали после смерти, был достаточно серьезен.
Загробный мир в представлении древних и средневековых японцев интересен прежде всего тем, что в конечном итоге являл собой сочетание традиционных верований и понятий, пришедших из буддизма, и на первый взгляд его образ может показаться противоречивым. В частности, это касается сочетания горизонтальной и вертикальной космогонии, что особенно заметно в изображении загробного мира. Тем любопытнее наблюдать взаимодействие различных религиозных верований с течением времени.
ДОБУДДИЙСКАЯ МОДЕЛЬ
К сожалению, японских свидетельств добуддийского периода (то есть, до VI-VIIвв.) фактически не сохранилось. Китайские хроники «Хоу-Ханьшу», «Вэйчжи» и «Суйшу», составленные в III-VIIвв., отражают периоды японской истории с конца III века и до середины VII века, и на основе упомянутых там обрядов можно сделать ряд выводов как о религиозных представлениях, так и о происхождении японцев.
Что же касается собственно японских материалов, то получить некоторые представления о том, во что верили японцы в то время и как они представляли себе загробный мир, нам помогают прежде всего археологические свидетельства. Пожалуй, наиболее ценный материал для исследований предоставляют погребальные курганы-кофуны, возводить которые начали в конце III в. н.э.
Также, частично картину проясняет мифологические своды «Кодзики» и «Нихон сёки». Несмотря на то, что написаны эти произведения были в VIII в. н.э., в них можно найти немало письменно зафиксированных традиционных японских представлений.
Согласно теории японского исследователя Ока Масао (обнародована в 1958г.), одними из первых обитателей японских островов были как раз-таки индокитайские либо океанийские племена, прибывшие в Японию около 12 тыс. лет назад. Помимо гончарных изделий и солярных мифов переселенцы привезли на острова и идею горизонтальной космогонии. В Индонезии и Океании строение мира испокон веков основывалось на понятии горизонтальной космогонии. Согласно этой концепции, мир живых и мир мертвых пребывают на одном уровне. Мир мертвых находился на одном из островов, считающемся табуированным. Поэтому умершего помещали в лодку. Основная и естественная ее функция — транспортная — перенос в загробный мир. Лодка необходима была для плавания к острову мертвых Труп помещали в нее и отправляли в открытое море (так делали на островах Самоа, Фиджи, в Новой Зеландии и ряде других мест). Суда должны были достичь острова — соседнего, реально существующего, или мифической прародины – как, например, Гавайки у полинезийцев.
В третьем свитке «Кодзики» повествуется о неудачах, постигших первобогов Идзанаги и Идзанами из-за того, что в ходе брачного обряда женщина-Идзанами заговорила первой:
И все же начали [они] брачное дело, и дитя, что родили, [было] дитя-пиявка. Это дитя посадили в тростниковую лодку и пустили плыть.
Итак, боги сажают свое уродливое творение в тростниковую лодочку и фактически обрекают его на погибель. В китайской хронике «Суйшу» также говорится о том, что, помимо внутреннего и внешнего гроба, в которые кладут мертвое тело, к месту захоронения его волокут на небольшой колеснице, либо в ладье на колесах. Изображения лодок, а то и сами лодки, встречаются и в кофунах. Все это позволяет сделать вывод: в мир иной человек отправлялся по воде.
Встречается в кофунах и любопытные предметы погребального инвентаря (помимо предметов быта, украшений и оружия) – фигруки-ханива. Они представляли собой глиняные изображения людей и животных самых разных размеров (до 50 см). Упоминание о ханива встречается в «Нихон сёки», и оно довольно любопытно. В шестом свитке повествуется о погребении младшего брата государя Суйнин (прибл. 30 г. до н.э. – 70 г. н.э.). Сказано, что «тогда же собрали его приближенных и похоронили их стоймя заживо, как ограду вокруг гробницы». Люди были живы еще несколько дней, и своими стенаниями они так опечалили правителя, что тот повелел впредь вместо живых людей хоронить с покойным в качестве сопровождающих глиняные фигурки. Известно, что жертвоприношение людей произошло и при легендарной правительнице Химико, формально правившей Японией в III в. до н.э. Все это свидетельствует о том, что в загробный мир умерший отправлялся не один. Его снабжали не только предметами быта, но и сопровождающими-слугами. Следовательно, человек не уходил в небытие, но продолжал жить по ту сторону мира живых.
Непосредственно наименование загробного мира встречается в «Кодзики», и оно связано с вышеупомянутыми Идзанаги и Идзанами. Не смирившийся со смертью жены, Идзанаги отправляется за ней в так называемую Ёми-но-куни, или Нэ-но-куни, то есть «Страну Корней». Те, кто попал туда и вкусил особую пищу, приготовленную местном на огне, уже не могут вернуться обратно; также сказано, что в Нэ-но-куни темно (Идзанаги, не дождавшись возвращения супруги, спускается за ней сам, а для того, чтобы что-то разглядеть, вынужден поджечь зубец из своего гребня). Сами названия говорят о том, что место это расположено во тьме, под землей, у корней. Неслучайно при определении местоположения врат в загробный мир всплывают прежде всего земли на северо-востоке Японии, а также провинция Идзумо, отделенная от очага культуры Ямато труднопроходимыми горами. Все это несколько противоречит рассуждениям о мироздании на одном уровне, звучавшим выше. Противоречие объясняется просто: согласно все той же теории Ока Масао, миграционных волн, накативших на Японские острова, было пять. Третья из них – нашествие народов из Юго-Восточной Азии в I тыс. до н.э. – привезла с собой шаманизм, анимизм и вертикальную космогонию. Согласно этой модели, миры располагаются вертикально: небо /мир живых людей – подземный /загробный/ мир. Получило развитие и поклонение небесным светилам. Неслучайно кофун Такамацудзука (середина VIIIв. н.э.) расписан изображениями этих самых небесных светил, а также защитников четырех сторон света. Вертикальное строение мира также нашло свое отражение в «Кодзики» и «Нихон сёки». Небесные боги пребывали в месте под названием Такамагахара – или в «Стране Высокого Неба». Оттуда бог «Хикохо-но-ниниги», внук богини Солнца Аматэрасу, спускается в Тоёасихара но накацукуни – «Срединную страну обильных тростниковых равнин», отождествляемую с Японией. Что же касается мира подземного, то о нем уже было сказано выше.
Итак, можно сказать, что в Японии добуддийского периода уже существовали представления о жизни после смерти. Умершего долго и тщательно готовили к переходу в другой мир, где он продолжит свое существование (поэтому и существовала традиция временного захоронения могари-но-мия – мертвое тело помещали в него на какое-то время, прежде чем будут соблюдены все полагающиеся обряды). Сначала человек отправляется в мир мертвых на лодке, а потом – уходит под землю. Можно сказать, что в системе верований древних японцев произошла эволюция, так как впоследствии проникший на территорию Японии буддизм также принес с собой вертикальную модель мира. И не без его влияния описан подземный мир в «Кодзики»: загробный мир назван там и «Страной желтых вод».
БУДДИЙСКАЯ МОДЕЛЬ
Впервые Японию познакомили с буддизмом корейские послы в начале VIв. (дат называют две: 538г. и 552г.) Популярности буддизма способствовало благосклонное отношение к нему известного государственного деятеля - Сётоку Тайси, который составил комментарии к трем сутрам и принимал активное участие в распространении буддизма. При его содействии были построены первые буддийские храмы.
В отличие от добуддийского периода, буддийский может похвастаться наличием большего числа источников – а, следовательно, большим полем для исследований. Обращаться можно, в частности, к китайским коротким рассказам сяо-шо и японским притчам, собранным в сборнике «Нихон рёики» (составлен на рубеже VIII-IX вв.). Сведения о загробном мире можно почерпнуть из рассказов героев этих историй, якобы побывавших «по ту сторону» при жизни.
Одна из наиболее важных идей, принесенных в Японию новой верой, – идея кармического воздаяния. Все, что бы человек ни делал, не делается просто так. И хорошие, и дурные его поступки впоследствии могут сослужить ему соответствующую службу: каждое деяние оценивается после смерти. И если грехи перевешивают поступки, совершенные во благо, умершего ждут вечные муки. В связи с этим, все души так или иначе сначала попадают в буддийский Ад, где и ведется счет их поступкам.
Однако, под понятием «буддийская модель» подразумевается прежде всего не то, что она была целиком и полностью заимствована из буддизма, а то, что попала в Японию и укоренилась там в период знакомства страны с буддизмом и последующего укрепления позиций этой религии – буддийский период. Ведь если присмотреться внимательнее, в китайском варианте модели мира – а именно она лежит в основе классической модели мира буддийского периода – можно найти множество элементов, заимствованных из традиционных верований. Все дело в том, что в Китае буддизм утратил непосредственную связь со своей исконной, индийской культурой. Как пишет Ермаков, «классическому буддизму было чуждо понятие «души» как некоей внематериальной субстанции, присутствующей…после смерти человека…В индобуддийской…традиции господствует представление об отсутствии души – анатма, опирающееся на теорию дхарм». Но, попав в новую среду, буддизм подвергся влиянию китайских представлений о духах и душах людей, связь с которыми поддерживается и после смерти их хозяев.
Поэтому, прежде всего, элементы традиционных верований связаны с упоминанием высших существ - «бессмертных». Многие даосы посвящали достижению бессмертия всю свою жизнь. Существовало множество способов сделать это. В их основе лежал аскетизм, особое питание – исключительно растительной пищей, специальные дыхательные практики и огромное количество разнообразных эликсиров и пилюль бессмертия. Переходя на новый уровень бытия – через смерть – даос становился шэнем (сянем), или бессмертным. Как правило, об этом его оповещали специальные посланники с небес – всадники, которые велели убраться в доме и ждать. Еще через два дня на пятицветных облаках прибывал официальный эскорт для нового шэня, доставлявший ему официальное разрешение подняться на небеса; также два мальчика подносили нефритовый ларец с удивительной одеждой из неведомой людям ткани. После чего шэнь вместе с эскортом отправлялся на Западный Пик, известный также как гора Пэнлай. Согласно китайской мифологии, эта гора не пускала к себе ненужных посетителей, прячась от них. В Японии Пэнлай называли Хорай, и также считали райским местом и обителью бессмертных созданий, путь куда открыт далеко не каждому.
Как уже было сказано, буддийская модель придерживается не горизонтальной, а вертикальной космогонии: миры расположены вертикально. Высший и лучший мир – Анракуё – находился на небе. Уровнем ниже располагался Ёдзин – мир простых смертных. Под землей же находился Ад – Дзигоку.
Анракуё являлся аналогом рая и обителью бессмертных: небесных божеств тэндзин, их потомков тэнсондзин, буддийских святых и ряда других бессмертных созданий. Прямого пути в Анракуё для людей не существовало: прежде, чем попасть в рай, даже святой должен был предстать перед судом Мира Мертвых, на котором ему и выносили вердикт.
Ёдзин не являлся миром радостным, но к существованию в нем нужно было подойти ответственно: по тому, как человек жил в Ёдзин, какие деяния он совершил, оценивались варианты его дальнейшей судьбы после смерти.
Описание Ада встречается и в китайских, и в японских источниках чаще всего. Его называли «подземной тюрьмой» (Диюй/Дзигоку). Царит там Яньлован, он же Эмма-о – персонаж буддийский. Его первое, индийское имя – Яма. Бог загробного мира, решающий судьбу всех существ после их смерти. В его подчинении находятся армии духов, одна из задач которых - приходить за людьми сразу после отхода в мир иной.
Описание загробного мира в «Нихон рёики» во многом соответствует буддийской модели. Но есть в нем и специфические черты, что дает повод к размышлениям: а произошла ли замена полностью?
ПУТЕШЕСТВИЕ УМЕРШЕГО ПО ЗАГРОБНОМУ МИРУ.
Человеческое существо не всегда умирало сразу. Некоторое время душу умершего пытались призвать различными способами. Окончательно удостоверившись, что человек мертв, близкие начинали готовиться к его захоронению. Проводимые обряды помогали не только умиротворить дух умершего, но и обеспечить ему гладкое переселение в иной мир. Прежде всего, это относилось к представлению умершего богам – при помощи возглашения плачей, подношений и эпитафий. Плачи впоследствии стали настоящим искусством – появились специальные корпорации плакальщиц. Слезы демонстрировались для того, чтобы показать, как дорог был умерший его близким, каким хорошим человеком он был при жизни. Эпитафии, которые высекали на надгробных плитах, служили уже неприкрытым восхвалением покойного, но в более сдержанной, официальной форме. Они, как правило, сообщали возраст умершего и этапы его карьерного роста.
Неотъемлемым атрибутом погребальных обрядов являлись специальные ритуальные песни и танцы, направленные на достижение гармонии в небесных и земных делах. А также помогавшие тем, кто участвовал в обрядах, восстановить энергетический баланс.
Одновременно с этим души начинали свое путешествие по загробному миру.
Представление о наличии у человека нескольких душ также пришло из Китая, где верили в существование «хунь» и «по» - двух душ одного человека. Первая отвечала за духовное начало в человеке. Вторая же олицетворяла собой скорее инстинкты, отвечала за чувственное, дикое начало. Считалось также, что душа «хунь» была связана со светлым началом Ян и управляла душой, а «по» - с темным началом Инь и управляла телом. Японские аналоги этих душ назывались ниги-митама и ара-митама, а в дополнение к ним существовала третья душа, тамасии, чьи функции, к сожалению, весьма туманны.
То место, куда попадают души после смерти, называется Хаоли – «подземные чертоги», вход в которые охраняет страж Тубо. Несмотря на устрашающую внешность, изначально именно он являлся главным защитником душ в загробном мире. Какое-то время хунь и по ожидают суда, обитая в подземных чертогах: хунь живут в беседках, по же – в бараках. На суде они подвергаются обязательному допросу, а допрашивают их цензоры из 64 департаментов Хаоли. Руководит ими Тай Шань Фу-Цзюнь («Владыка Подземного мира»). Во время допроса выясняется, какое из начал преобладало в человеке. После этого души препровождают к Желтому источнику и там разделяют их. Хунь может вознестись на небо и стать, фактически, ками; по же, если при жизни человека была активна, становится злобным бессмертным скитающимся демоном – гуем. Однако, среди китайских сяо-шо чаще всего встречаются сюжеты о попавших в Хаоли при жизни. В тех случаях, когда они там задерживались, то, как и в мире живых, поднимались по лестнице служебной иерархии.
Подобные сюжеты встречаются и в «Нихон рёики» - человек тяжело заболевает и в результате какое-то время пребывает в загробном мире. Потом он приходит в себя и рассказывает о том, что видел. Основываясь в том числе и на данных историях, можно составить приблизительную карту загробного мира в представлении средневековых японцев.
Прежде всего, за умершим являются посланники правителя Дзигоку. В «Нихон рёики» их количество варьируется от двух до семи. В последнем случае за человеком, приносившим в жертву «китайскому богу» быков, приходят семеро существ с бычьими головами (т.е., проглядывает идея воздаяния). Посланники сопровождают душу человека (или души человека, если не брать конкретный источник) в Такадоно-но-мия (Дворец). Путь туда лежит, как правило, через горы. У врат умершего или же временно умершего встречал аналог Ту-Бо, или Цутихо. После путешественники минуют ряд объектов: в «Нихон рёики» присутствуют упоминания реки и дороги, также известно, что перед этим приходилось идти по ровной долине, а затем взбираться на холм. Наконец, путники попадают в так называемый «Золотой дворец», или обиталище владыки подземного мира. Там происходит перекрестный допрос, в ходе которого выясняется, как будут испытывать представшего перед судом Эмма-о. В зависимости от того, сколько зла водилось за человеком при жизни, назначается тот путь, по которому он двинется навстречу своим испытаниям. Если добро перевешивало зло, то умершему доставалась ровная широкая дорога на пять дней пути. Чаще всего выпадал семидневный путь по дороге с редкой травой. В случае великого грешника – путь занимал девять дней, а проходил он по дороге, поросшей колючим кустарником.
В «Нихон рёики» процесс суда описан несколько иначе – вероятно, потому, что вершили его над теми, кто в итоге вернулся. Умерших подвергают испытаниям сразу же после допроса, едва ли не перед царем Эммой. Либо пытки осуществляются на глазах у временно умершего, дабы устрашить или предупредить его о чем-то, а то и передать послание от родственников, страдающих из-за своих прегрешений. Яркий пример тому – история Касивадэ но Оми Хирокуни, которому в подземном мире показали его отца, за свои грехи прибитого к раскаленному столбу. Но чаще всего испытывают все же того, кого судят. Через пытки проходят все – просто некоторым они не могут причинить вреда по причине их безгрешности: так, один из героев историй, добродетельный монах, не подвергся действию раскаленного горна, который раскололся. Но для того, чтобы избежать мук, совсем не обязательно быть монахом. И наоборот. Так, например, монах Тико, несмотря на сан, поплатился за оскорбления бодхисаттвы Гёги.
Среди произведений японского искусства изображения Ада встречаются неоднократно. Человек должен думать о том, что делает, уже в этой жизни – поэтому художники не жалели красок, а изображения демонов и осужденных грешников представляют собой зрелища достаточно жестокие и натуралистичные. На испытания или же на вечные муки души могли попасть в два места. Первое называлось Горячим Адом. В «Нихон рёики» как раз в связи с ним встречается также пытка раскаленным столбом, к которому привязывали умершего (в случае со святым – ему ничего не сделалось, а столб раскололся).
В оригинале – если исходить еще из индийских доктрин буддизма – Горячий Ад делился на восемь подуровней. Среди них встречались такие, как место, где пол покрыт раскаленным железом, а грешников толкают на него демоны, вооруженные стальными клыками и горящими факелами; место, где души то и дело превращают в кровавое месиво тяжелые камни; место, в котором демоны сажали души на вилы и бросали в котел, где уже варились их товарищи по несчастью, и ряд других.
Также существовал Холодный Ад со своими восемью подуровнями. Это было царство холода и темноты, дома в котором строились из черного металла. Обитали в Холодном Аду демоны с длинными белыми волосами и черной кожей. Души либо бродили в одиночестве среди страшного холода и мрака, либо их сбивал с ног сильнейший вихрь, едва ли не сдиравший кожу, либо от холода же отваливались конечности. Иными словами, и тот, и другой «отдел» Ада представляли собой места малопривлекательные: их описание должно было послужить предостережением смертным, не следящим за своими деяниями при жизни.
Говоря о буддийской картине бытия, нельзя не затронуть и тему перерождений. Во-первых, потому, что о ней, пожалуй, наслышаны более, чем о других концепциях буддизма. Во-вторых – и это видно из «Нихон рёики» - души людей подвергались не только испытаниям пытками в Аду. Отец Касивадэ но Оми Хирокуни – героя одной из притч – подвергался перерождениям несколько раз.
«Седьмого дня седьмой луны я обернулся змеей, и, голодный, хотел вползти в твой дом. Палкой ты выбросил меня вон. Пятого дня пятой луны я обернулся рыжим щенком и прибежал к твоему дому. Ты же кликнул Исэ, натравил его на меня, и я вернулся голодным и усталым. Но когда я кошкой пришел в твой дом в первый день Нового года, ты дал мяса и другой еды, и я насытился на три года. Я больше не отличаю старшего брата от младшего, высокого от низкого. Я стал псом, пожирающим собственную слюну. И снова я обернусь рыжим щенком!»
Итак, концепция перерождения как наказание за грехи, совершенные в прошлой жизни, все же имела место наряду с пытками в Дзигоку. Приведенный выше отрывок любопытен еще и тем, что он повествует о человеке, чьи муки не длились вечно, но прерывались «отсрочками» в мир живых. В китайских рассказах «сяо-шо» также присутствуют примеры душ, испытуемых службой в департаментах загробного мира, в том числе и после пыток, и в ряде случаев это также являлось отголоском древней традиции: статус умершего пребывает с ним и после смерти, если ты был чиновником – будешь служить. Другое дело, что по окончании подобных «исправительных работ» согрешивший все же не поднимался на небо, но становился гуем.
Таким образом, модель мира в Японии буддийского периода представляла собой довольно сложную систему, сочетающую в себе как пережитки традиционных представлений о мироздании, так и привнесенные извне дополнения. Так, элементы горизонтальной космогонии заметны при описании путешествия умерших по загробному миру: не рассказывается о том, что они спускаются под землю – но повествуется о преодолении холма, реки, о разнообразных дорогах. Почитание душ, ставших ками – в свою очередь, отражение традиционных религиозных представлений Японских островов. Вера в существование нескольких душ в одном теле – заимствование даосских идей с материка. И, наконец, понятия Рая и Ада, воздаяние за хорошие и дурные поступки, суд и последующий вынос решения основаны на буддийских представлениях о загробной жизни.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Спустя долгие годы формирования, представления японцев о загробном мире в древности и средневековье в конечном итоге представляли собой довольно сложную систему, основанную на ряде концепций, заимствованных из различных верований. Прояснить некоторые моменты до сих пор довольно сложно – но это не мешает представить себе хотя бы приблизительную картину того, каким видели жители Японии существование после смерти. А видели они не просто пустоту по ту сторону жизни, но целое измерение, населенное разнообразными созданиями – как безвредными, так и теми, от которых зависела судьба душ. И многое в этом измерении напоминало об оставленном мире. Поэтому можно без преувеличения сказать, что жители древней и средневековой Японии не никогда не исчезали без следа (так, как смерть порой воспринимали европейцы), не умирали совсем – но переходили на новый уровень жизни.
@темы: Япония
