[Свиреп, когда спровоцирован.] [Нет ничего невозможного для блестяще извращенного ума.][Дважды японутая девочка.]
Кто там про культ императора в Стране Восходящего Солнца хотел? Вот, таки делюсь своим опусом)
Вообще-то реферат составлялся для политолога, но и истории тут немало.
КУЛЬТ ИМПЕРАТОРА В ЯПОНИИ:РОЛЬ МОНАРХИИ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ СТРАНЫ
ВВЕДЕНИЕ
На попавших в Японию туристов и по сей день неизгладимое впечатление производит празднование «тэнно тандзёби», что переводится как «день рождения императора». В этот день толпы японцев собираются на площади перед дворцом (туда пускают дважды в год – 23 декабря и в Новый Год), дабы выслушать приветственную речь монарха и прокричать здравицу, размахивая флажками с национальным гербом. Как рассказывают очевидцы, 23 декабря на площади очень сложно найти свободные места. Да и первый ассоциативный образ, приходящий на ум многим при ответе на вопрос «Кто является главой государства в Японии?» - это образ императора, будь то парадный портрет Мэйдзи или фотография императорской семьи из современной газеты. В действующей конституции Японии не сказано, каков нынешний государственный строй страны, но в первой статье оговорено, что император является символом государства, статус же его определяется волей народа, носителя суверенной власти. Однако, всегда ли монарх являлся исключительно символом, не оказывая влияния на общественно-политическую жизнь своей страны?
Задачи, поставленные в работе – проследить историю развития японской монархии и определить ее роль в политике Японии, выяснить, насколько символичным был и является статус монарха в среде правящих кругов и как осуществлялось взаимодействия императора и народа, насколько велик был и остается авторитет правителя глазах подданных.
ИНСТИТУТ ИМПЕРАТОРСКОЙ ВЛАСТИ В ДОБУРЖУАЗНОЙ ЯПОНИИ.
Проимператорская идеология в Японии зарождалась на основе прежде всего традиционных мифов, согласно которым «тэнно» - потомок небесной солнечной богини Аматэрасу. Это на много веков вперед определило основную функцию японских императоров: монарх первостепенно являлся верховным синтоистским жрецом, способным общаться с богами почти на равных. Среди знатных родов императорский род считался главным, обладающим особой силой как род-потомок верховной богини.
Начиная приблизительно с V в. н.э. у власти оказываются представители наиболее влиятельных домов – Сога, Мононобэ, Накатоми и ряд других. Период Хэйан, длившийся с IX по XII вв. ознаменован господством одной из ветвей клана Фудзивара, поставлявшим правителям жен. Сакральные функции императора оставались неприкосновенными, номинально он считался главой государства, но важные решения принимались при участии кампаку (канцлера) из рода Фудзивара, и именно кампаку обладали реальной политической властью. Начиная с середины XI в. вместо сложился институт «инсэй» - экс-императоров, имевших свой двор и оказывавших существенное влияние на ведение государственных дел действительными правителями. Однако, до периода Хэйан встречались и монархи, осуществлявшие единоличную власть, самостоятельно принимая решения по политическим и другим вопросам. В первую очередь, это Сётоку-тайси, правивший в VII в. н.э. и устранивший с политической арены влиятельный род Сога, и император Камму, прославившийся активной внутренней политикой – экономической и образовательной реформами, а также карательными походами против племен, обитавших на северо-востоке страны. Но подобных ярких политических лидеров на троне в истории Японии было немного.
С конца XII в., в результате борьбы двух могущественных воинских домов Тайра и Минамото, в Японии установился новый орган власти, называемый «сёгунатом» и обосновавшийся в местечке Камакура. Сёгуны являлись верховными главнокомандующими, они и их первые помощники обладали реальной властью над страной. Впоследствии фактический приоритет власти сёгуна над императорской властью сохранился до середины XIX в. Только в XIV в. была попытка возродить единоличную императорскую власть, предпринятая Го-Дайго, но его царствование длилось недолго и привело к длительному периоду двоецарствия, завершившемуся в итоге формальным воцарением ставленника сёгуна.
В конце XIV - XV в., в ходе прокатившихся по Японии междоусобных войн, а также по итогам вышеупомянутого периода двоецарствия, престиж императорской власти упал настолько, что двор остался без средств к существованию, а императорская столица Киото пришла в полное запустение. Это объяснялось и социальными причинами: особенность развития феодальных отношений в Японии, когда , каждая провинция замкнулась в себе (в силу, прежде всего, территориальных особенностей: большинство японских провинций были в состоянии обеспечить себя самым необходимым), сильно подорвало централизованную политическую структуру.
Тем не менее, императоры не исчезли – о них вспомнили в ходе борьбы за объединение японского государства во второй половине XVIв. Это не может не наводить на мысль о том, что определенную роль в политической расстановке сил правители все-таки играли. Причина – в традиционно тесной связи монархической власти и религии в Японии: именно император, способный контактировать непосредственно с богами, мог придать власти того или иного рода-держателя титула сёгуна легитимность в глазах в том числе и простого народа, не разбиравшегося в громких именах военных лидеров. Кроме того, в случае, если занятие должности было одобрено силами свыше, сёгуны могли не опасаться за попытки других воинских домов оспорить их право на власть – по крайней мере, при жизни. Так легализовывали свою власть сёгуны в Камакура. Так же поступили с ней и три великих объединителя страны – Ода Нобунага, Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу, в целях укрепления своей политической власти.
Подобное объяснение сохранности монархии в Японии представляется логичным, поскольку других сильных сторон, за исключением полномочий верховного жреца, у императора не наблюдалось. Напротив, в экономическом плане императорский двор в Киото сильно зависел от сёгунов, особенно в эпоху Эдо – когда власть в стране на два с половиной столетия сосредоточилась в руках рода Токугава.
РЕСТАВРАЦИЯ МЭЙДЗИ: «РАСЦВЕТ ИМПЕРАТОРСКОЙ СИСТЕМЫ».
«Современная императорская система…
не возникла в результате постепенной модификации
и улучшения того, чем Япония располагала с основания
государства…была сформирована лишь совсем недавно,
в период так называемой императорской реставрации».
К.Иноуэ
С 1868 г. начинается новая страница истории Японии: период модернизации, «открытия» страны для сотрудничества с иностранными державами и, наконец, расцвета монархии. К власти пришло новое правительство, «лицом» которого стал император Мэйдзи. К тому моменту система сёгуната Токугава переживала острейший экономический и политический кризис. Длительное похолодание вызвало серию неурожаев, повышались налоги, а в довершение – к японским берегам прибыли «черные корабли» американского коммодора Перри, вынудившие сёгунскую ставку-бакуфу «открыть» страну для иностранных судов. Подобное положение дел вызвало негативную реакцию со стороны народа, что и привело в итоге к поиску нового, альтернативного пути развития страны. Нужна была фигура харизматичного лидера, которого можно было бы противопоставить режиму Токугава. Таким лидером оказался Муцухито, будущий император Мэйдзи.
Инициатива переворота исходила от землевладельцев (даймё) из юго-западных провинций Японии – таких, как Сацума на острове Кюсю. Обитая на периферии сёгунской державы, эти люди увидели в народных волнениях весомый повод занять ключевые позиции в системе управления государством.
На самом же деле, движение за восстановление императорской власти зародилось еще в XVIII в., и особую роль в нем сыграла деятельность школ Мито и Кокугакуха. Несмотря на противоположную суть доктрин – Мито была чжусианской (идеология, сочетающая в себе элементы дзэн-буддизма и конфуцианства) школой, Кокугакуха была антикофуцианской направленности – именно они разработали теорию, которая впоследствии легла в основу идеологии периода Мэйдзи. Помимо мифа о божественном происхождении тэнно, ключевыми понятиями этой теории было, во-первых, понятие «кадзоку-кокка» - «государство-семья», в котором император объявлялся не просто законным правителем страны, но отцом всех подданных, именовавшихся «сокровищем». Пожалуй, главная историческая заслуга императора Мэйдзи в том, что с его помощью – а вернее было бы сказать, с помощью его образа и умелой пропаганды этого образа – подданные тэнно обрели национальное самосознание Несмотря на то, что само понятие «нихондзин» («японец») появилось в VII веке, оно употреблялось исключительно в дипломатических целях – при переговорах с Китаем, в официальных посольских документах. Жители же Японии вплоть до XIX века не осознавали себя японцами. Даже в период объединения страны сёгунами Токугава, для среднестатистического японца родиной являлась не его островная страна, а родная провинция. Теперь же жители Японских островов становились одной большой семьей, объединенной общими языком и традициями.
Второе, куда более важное понятие – «кокутай» («тело государства»). Согласно концепции «кокутай», Япония «обладает особой национальной самобытностью», полученной от богини Аматэрасу. Аматэрасу отправила в Японию своего внука Ниниги, основавшего династию правителей и «заложила основы японской морали, заключающиеся прежде всего в верноподданности и сыновьей почтительности» (То есть, в основе концепции не лежал синтоизм в чистом виде: последние качества характерны для конфуцианства, повлиявшего как на школу Мито, так и на последующих идеологов государственного синтоизма). «Кокутай» зиждилась на трех китах: синтоизме – в духовном плане, национальный характер и самосознание – в моральном плане и, наконец, в политическом плане – на институте императорской власти. Роль монарха становилась куда более активной, и прежде всего идеологи школ настаивали на отмене императорского затворничества.
В первые же годы Реставрации Мэйдзи новое правительство развернула активную кампанию по разработке концепции «император - живой бог», устанавливая наглядную связь между политикой и религией через древний обряд «единства отправления ритуала и управления государством». 6 апреля 1868г. Мэйдзи поклялся перед синтоистскими божествами в том, что все важные решения будут приниматься после широкого обсуждения, а дурные порядки уйдут в прошлое. Чуть позже произошло отделение буддизма от синтоизма - фильтрация государственной идеологии, названной позже «государственным синтоизмом», или «тэнноизмом». Ключевую позицию в которой занимала персона правителя-тэнно.
Несмотря на то, что «открытое» состояние Японии сохранилось, правительство приняло все необходимые меры для реализации принципа «вакон ёсай», что переводится как «японский дух и европейские знания». Процесс заимствований у Запада не запрещался – по европейскому образцу реорганизовали армию, провели образовательную реформу, ввели униформу, - но японцы должны были при всем при том остаться жителями своего государства. И здесь культ императора тоже сыграл определенную роль – в первую очередь, он был примером для подражания. Правителем, европейский мундир которого не мешал ему придерживаться старинных традиций и отправлять синтоистские ритуалы.
Один из ведущих идеологов тэнноизма, Нагадзамэ Мотода, утверждал, что «император правит, опираясь на выдающихся министров, которых он направляет на истинный путь силой своих добродетелей». В первые десятилетия эпохи Мэйдзи монарх играл активную роль в политической жизни страны: за десять лет был издан 271 императорский указ по различным вопросам. В дальнейшем, правда, темпы издания указов вплоть до 1946г. снизились до 60-70 за десять лет. Указы, написанные в соответствии с пожеланиями императора, становились классикой, подлежащей обязательному изучению в школах, наравне с летописными хрониками «Кодзики» и «Нихонги». Мэйдзи также много путешествовал по Японии, посещал учебные заведения и одаривал их памятными подарками. Фотографии императора и его супруги Харуко сделались для японцев чем-то вроде икон. Известны случаи, когда изображения, сделанные с этих фотографий, помещали на вторых этажах школ, и в случае пожара императорское изображение было первым, что выносили из огня. Правда, после нескольких несчастных случаев для священных портретов стали строить отдельные маленькие святилища.
Однако, несмотря на несомый в массы образ императора - лидера страны и народа, в реальности власть монарха не являлась абсолютной: кабинет министров, состоящий преимущественно как раз их тех, кто в свое время сверг режим Токугава, оказывал весомое влияние на действия императора Мэйдзи. В качестве наглядного примера Мещеряковым приведен тот факт, что в быту Муцухито (имя Мэйдзи) предпочитал традиционно японский уклад жизни, не являясь поклонником западного стиля. Однако, был вынужден облачаться в одежду западного покроя и проводить приемы в европейском стиле по настоянию министров – дабы достойно представлять Японию в глазах зарубежных посланников. К тому же, если в первые годы правления Мэйдзи императорские рескрипты касались конкретных дел страны: железнодорожного строительства, образования и т.п., то к концу 1870-х гг. тексты указов все менее затрагивали конкретную политические аспекты, ограничиваясь преимущественно призывами. Роль императора в политической жизни страны постепенно становилась пассивной. Исключение, правда, составила внешняя политика. Так, в японо-китайскую войну Мэйдзи покинул столицу, переехав ближе к линии фронта, в Хиросима. До него императоры долгое время вообще не принимали участия в военных действиях. Муцухито же учредил Императорскую ставку верховного главнокомандования, находившуюся под прямым контролем императора. Государь лично посещал воинские части, участвовал в парадах и слал посылки на фронт. Однако, к Первой мировой войне монарх, хоть и принимал участие в выработке законодательных проектов, все реже и реже прибегал к возможности навязать собственное, единоличное мнение, а все чаще просто узаконивал решения, принятые после обсуждений. Да и для широких народных масс Мэйдзи стал воплощением единства нации, но перестал быть политическим деятелем.
Тем не менее, для правящих консервативных кругов идеология тэнноизма являлась хорошим регулятором поведения японцев. Особенностью политической культуры эпохи Мэйдзи было «руководство обществом посредством участия в обрядах», формирование политической организации японцев «через эмоциональное воздействие государственного синто». Особое внимание к императорской династии в школах и в армии, введение ряда государственных тэнноистских праздников, строительство храмов Мэйдзи, наконец, выше приведенная история с портретами монарха и его супруги – такими средствами тэнноистские идеи прививались жителям Японии с самого детства.
Но все же Япония перестала быть закрытой страной – и поэтому тэнноизм не мог не столкнуться с противодействующими силами. Появились последователи либерализма и социализма, объединявшиеся в партии. По мере развития капитализма в стране, сфера влияния идеологов тэнноизма начала сужаться. В последние годы правления Мэйдзи (1910-1911гг.) произошло событие, названное «дело об оскорблении трона», когда двадцати шести японским социалистам предъявили обвинение в подготовке к покушению на жизнь императора (на самом деле, реальное отношение к заговору имели лишь четверо из них). Меры властей принимали репрессивные формы, что никак не шло им на пользу. Со смертью Мэйдзи в истории японской монархии начался период, названный «демократией Тайсё»
ЯПОНСКИЙ МИЛИТАРИЗМ
Считается, что для поддержания эффективности идеологии тэнноизма в Японии 1920-х годов были возможны три пути: либо, как полагали наиболее демократично настроенные буржуазные идеологи, пересмотреть всю структуру тэнноизма, либо продолжать совершенствовать старую – что, на примере событий 1910-1911 гг., привело бы к ужесточению репрессий, - либо привнести ультранационалистские, фашистские элементы. Сначала, после дебатов между сторонниками этих трех направлений, был избран путь, более всего напоминавший второй вариант развития тэнноизма, но впоследствии Япония вступила на третий путь.
«Демократия Тайсё» (1912 – 1926 гг.) ознаменовалась новой расстановкой сил в правительстве Японии. Если раньше у власти стояли «клановые кабинеты» - преимущественно старая аристократия и самураи-землевладельцы из юго-западных княжеств – то теперь на политическую арену вышли буржуазные партии, представлявшие интересы капиталистов (главным образом, монополистов и финансовых олигархов). Однако, они не могли сформулировать собственную программу, за счет чего не имели широкой поддержки в народе – среди сторонников этих партий были преимущественно средняя и крупная буржуазия, а также обуржуазившиеся помещики, но опоры на широкие массы населения не было. Поэтому и буржуазные либералы были вынуждены обратиться к фигуре императора, разрабатывая различные «смешанные» теории о совмещении власти монарха и демократических свобод. Среди этих теории наиболее известна, во-первых, теория Тацукити Минобэ об «императоре-органе государства», предлагавшая сделать правителя высшим органом государственной власти, опирающимся прежде всего не на личные, а на народные интересы; правительство же являлось «голосом нации», сообщавшим тэнно об этих самых интересах. Во-вторых, идея Сакудзо Ёсино и режиме «мимпонсюги», гармонично сочетающим в себе императорскую власть и демократические свободы – достигнуть этого предлагалась, расширив права парламента путем нового, расширенного толкования положений конституции Мэйдзи о государственном устройстве. В дальнейшем Ёсино предполагал создать правительство, которое учитывало бы пожелания большинства населения, а также на деле ввести всеобщее избирательное право. Идеи Ёсино получили широкое распространение среди буржуазных партий, а закон о всеобщем избирательном праве даже удалось претворить в жизнь в 1925 г. Однако, и теория Минобэ, и теория Ёсино затрагивала прежде всего интересы правящего слоя, на массовым уровне же почти ничего не предлагалось – им нечего было дать широким массам взамен идеологии государственного синтоизма. К тому же, в 1929-начале 1930-х гг. Япония пережила экономический кризис, отголосок Великой Депрессии. Особенно сильно он ударил по текстильной промышленности и сельскому хозяйству. Помимо этого, силой, в перспективе способной составить конкуренцию тэнноизму, стали набирающие социалисты и коммунисты, что спровоцировало накал политической обстановки в стране и усиление репрессий: личностью императора стали прикрываться в целях подавления любой оппозиции. Однако, в этих условиях на политической арене наступил расцвет военной верхушки, состоявшей из сторонников радикального национализма.
Еще победоносные войны с Китаем и Россией заложили основы для укрепления позиций японских военных. Успешной была и интервенция в Маньчжурию в 1931г., продолжившаяся интервенцией в Китай. Триумфальные завоевательные походы, неизбежная милитаризация экономики, позволившая улучшить экономическую ситуацию, а также активная пропаганда ультранационалистических идей (о них ниже) привели к воцарению в стране радикального тэнноизма, называемого также японским милитаризмом. К середине 30-х гг. милитаризации подвергся и государственный строй: левые демократические организации были разгромлены, немногие достижения буржуазных партий – сведены на нет, а в 1940г., в качестве помощников императорской системе были созданы разнообразные «органы движения помощи трону», контролировавшие жизнь народных масс.
С первых лет эры Мэйдзи армии и ее идеологической обработке уделялось особое внимание. Идея о божественном происхождении тэнно и избранности японского народа прочно укоренилось в сознании японских офицеров, и вместе с тем японский милитаризм привнес в традиционный тэнноизм новые элементы: расширил его границы в связи с активной завоевательной политикой в Восточной Азии. Для ее обоснования была создана концепция «нового порядка». Согласно этой концепции, именно Япония – государство, сумевшее переработать с пользой для себя западные знания, не теряя национальной самобытности, модернизированное и независимое, - способно помочь другим странам восточноазиатского региона освободиться от влияния западных держав и изгнать «белых империалистов». «Япония признавалась энергичной, активной, жизнеутверждающей силой, а ее народ…создателем новой восточной культуры». Таким образом, милитаристы всячески подчеркивали почетную миссию японского народа и его лидера – императора-освободителя Азии от колониализма.
Государственный ритуал также продолжал играть важнейшую роль в развитии политической культуры, возвышая авторитет императора в глазах подданных. В книге япониста Сила-Новицкой «Культ императора в Японии» в качестве примера эффективности такой идеологической обработки приводятся воспоминания известного писателя Кэндзабуро Оэ, в которых он рассказывает о своих снах об императоре, вызывавших «священный трепет», а также об опросе, проводимом в классе одним из учителей. Вопрос был таков: «Что ты сделаешь, если император повелит тебе умереть?» Правильным ответом безоговорочно признавалось харакири. Куда как известнее пример смертников-камикадзэ. Конечно, среди них было немало и тех, кто прежде всего стремился обеспечить семью крупной суммой денег, выплачиваемой за каждого воина. Но многие шли на смерть и по идеологическим соображениям, чтобы погибнуть за державу и за тэнно.
Милитаристы активно использовали в своих целях печать, стремясь разъяснить главные постулаты тэнноизма каждому, дабы заручиться поддержкой широких слоев населения. В 1937г. впервые была издана брошюра под названием «Кокутай хонги» - «Основные принципы кокутай».300 тысяч экземпляров этой брошюры были разосланы в учебные заведения Японии. В «Кокутай хонги» описывались не только свойства императора, чьей высокой миссией называлось обеспечение единства «религиозного обряда, управления государственными делами и просвещения», но и уникальные качества японских подданных – «божественные добродетели», первыми среди которых были, разумеется, «лояльность и сыновья почтительность». Япония провозглашалась «страной богов», верховным же богом являлся тэнно. Пооложения «кокутай» приняли агрессивный характер: любое инакомыслие жестоко каралось, что привело в итоге к выработке стереотипа «служение императору – священная обязанность». Только по окончании Второй мировой войны стали известны имена оппозиционеров и тех, кто просто не принял радикальный тэнноизм. Но благодаря глобальной обработке населения, таковые остались в меньшинстве.
Что до самого императора в Сёва, в правление которого наблюдался расцвет японского милитаризма, его политическая активность была неоднозначна. Несмотря на то, что во время экспансий в Восточной Азии император считался верховным главнокомандующим, участвовал в обсуждениях и разработке военных операций и лично подписывал указы, связанные с военными действиями, Сёва, больше известный на Западе под именем Хирохито, до конца Второй мировой войны не практиковал публичных выступлений и путешествий по стране, как это делал император Мэйдзи. Одним словом, император действительно сделался божеством, которое не каждому было дозволено увидеть.
ИНСТИТУТ ИМПЕРАТОРСКОЙ ВЛАСТИ ПОСЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ.
Поражение Японии во Второй мировой войне нанесло существенный удар по тэнноизму. Главным из них было новогоднее выступление императора по радио (1946г.), в котором он признался японскому народу в своем небожественном происхождении. Выступление состоялось под давлением американских оккупационных властей, одновременно поддерживавших демократические движения - в первые послевоенные годы они переживали небывалый подъем. После речи императора Сёва по Японии прокатилась волна самоубийств: подданные не смогли оправиться от шока, вызванного высочайшим откровением. Развенчание мифа о «потомке Аматэрасу» было закреплено в Потсдамской декларации и директиве об отделении синтоизма от государства – ее вручили японскому правительству 15 декабря 1945г. Однако, как замечают статьи и книга, полностью фигуру императора Японии оккупационные власти все-таки не устранили. На то есть причина: резкая демократизация Японии вызвала к жизни в том числе и коммунистов, чьи позиции, в случае превращения Японии в республику, значительно укрепились бы. Сила-Новицкая пишет о секретном послании в штаб генерала Макартура от Комитета координации иностранных, военных и морских дел. В послании якобы давались инструкции по сохранению императорского строя, который позволил бы контролировать японцев, но при этом не допускать возрождения крайнего национализма. Безусловно, давать императору ведущую роль в политике никто не собирался. Но вместе с тем Макартуру приказали «тайно содействовать популяризации личности императора не как существа божественного происхождения, а как человека». Стоящие у власти японские консерваторы также предпочли высказаться в пользу сохранения монархии, чтобы не потерять контроль над обществом. Начался новый этап эволюции императорской власти в Японии, неуловимо напоминающий ситуацию позднего средневековья.
Важным этапом преобразований стало принятие в 1947г. новой Конституции Японии, «впервые в истории государственного развития страны построенной на принципах парламентской демократии».
В первой статье конституции, действующей до сих пор, говорится, что «император является символом государства и единства народа, его статус определяется волей народа, которому принадлежит суверенная власть»; действия императора, относящиеся к государственным делам, находятся под контролем Кабинета министров; император лишен полномочий, связанных с осуществлением государственной власти – в его юрисдикции сохраняются так называемые «представительские функции», перечисленные в седьмой статье. Согласно этой статье, император, в частности, жалует награды, может смягчить и отсрочить наказание, принимает иностранных послов, подтверждает дипломатические документы, осуществляет церемониал. Последний пункт достаточно важен: несмотря на отречение императора от божественных корней, за ним сохранилось право проводить многие синтоистские обряды, а борьба за восстановление синтоизма как государственной религией была одним из главных направлений послевоенной внутренней политики японских правящих кругов. Результат реформ обозначается в японской литературе понятием «сёттё тэнносэй» - «символическая императорская система». Император стал демократическим монархом, «заботящемся о благе своего народа», и работа по внедрению этого мифа в народ началась уже весной 1946г. Согласно новой концепции, монарх символизировал не политическое, а культурное единство японцев «в языке, истории, обычаях и других проявлениях культурной жизни».
Первые двадцать лет после войны были наиболее тяжелым периодом, когда престиж императора упал невероятно низко. Необходимо было заново установить контакт между Сёва и его подданными, на глазах у которых произошло развенчание векового мифа. Поэтому основной упор делался на мероприятия, где император мог бы вживую контактировать с народными массами. Так, с 1 января 1948г. вступила в силу традиция приветствия императором и императорской семьей своих подданных на Новый год и в императорский день рождения. По инициативе Управления императорского двора, под контролем которого находилось, в частности, финансирование семьи монарха, Хирохито стал участвовать в ряде других национальных праздников. Придворные торжества стали освещаться в прессе. Важным событием как для страны, так и для новой идеологической пропаганды стала женитьба кронпринца Акихито на девушке незнатного происхождения, состоявшаяся в 1959 г. Свадьба принца вызвала всплеск интереса среди простых японцев, что позволило подать ряд свадебных обрядов как дела государственной важности (несмотря на то, что это явно нарушало конституцию). Одновременно с этим император пытается завуалированно взять на себя и политические функции. Так, например, автор книги «Культ императора в Японии» замечает, что в парламентских выступлениях тех лет император позволял себе высказываться и по политическим вопросам. Написано также о том, что в 1955 г. вместе с новообразованной Либерально-демократической партией был основан комитет по пересмотру конституции (при партии же), одной из основных задач которого было наделение императора пусть не абсолютной, но политической властью (что особенно интересно смотрится рядом с названием данной партии). Нововведения появились и в системе образования: с того же года в школьный курс ввели изучение императорского строя, государственных праздников, император же теперь позиционировался как символ единства нации, которая должна привести государство к процветанию.
В целом, можно сказать, что к 1960-м гг. престиж императора Сёва был практически восстановлен. Об этом свидетельствуют предложения сделать монарха действительным главой государства, исходившие от отдельных представителей Либерально-демократической партии Японии. Большинство, однако же, поддерживали идею императора как «центр единства нации».
В 60-е также стали отмечать общенациональные праздники, запрещенные после 1947 г. – к таким относилось, например, 11 февраля (день основания государства Ямато). За десять-пятнадцать лет был поэтапно введен в число государственных мероприятий ряд синтоистских ритуалов с участием императора. Государственные идеологи, назначенные премьер-министром – такие, как Сюмпэй Уэяма, - разрабатывали концепцию «гармоничных отношений», согласно которой единственно правильные отношения между властью и народом – это отношения правителей и управляемых, традиционные для страны; демократическая же свобода привела бы к децентрализации государства. Роль императора в системе «гармоничных отношений» заключалась в гарантии сохранения традиций, в посредничестве между властью и народом, духовном лидерстве.
Наконец, в конце 70-х гг. началась эпопея с проведением через парламент законопроекта о святилище Ясукуни, в котором были похоронены воины, погибшие во Второй мировой войне. Мировая общественность восприняла этот проект крайне негативно, но премьер-министр Накасонэ одобрил идею. В одной из своих речей он сравнил Ясукуни с могилой неизвестного солдата на Арлингтонском кладбище в США. Население Японии разделило позицию премьер-министра, полагая, что оно не обязано извиняться перед миром вечно и тоже имеет право чтить своих погибших. С 1987 г. в храме Ясукуни была проведена первая официальная церемония, и главную роль в службе, организованной властями, играл император Хирохито.
Такова была ситуация в правящих кругах. В народе же, если верить опросам, проводимым японскими газетами за период с начала 60-х по начало 80-х гг., наблюдалось прямо противоположное: доля людей, испытывающих дружелюбие к императору, немного, но уменьшалась – зато возрастала доля равнодушных к институту императорской власти. Как пишет Сила-Новицкая, причина в тенденции к ослаблению «стереотипов традиционного мифомышления японцев», появлению все большого числа равнодушных - «в условиях повышения уровня жизни, интенсивного воздействия зарубежной…культуры». Это предположение обосновывает попытки правительства Японии, опасавшегося усиления левых партий и потери контроля над массами, возродить тэнноизм. На мой взгляд, все же нельзя сбрасывать со счетов и состояние страны в последние годы Второй мировой войны и в первые послевоенные годы, которое не могло не повлиять на мировосприятие людей и уменьшить степень доверия к императору.
С одной стороны, поддержание народом проведения храмовых служений в Ясукуни говорит о некоторых успехах претворения в жизнь идеологической программы, с другой же – на похороны Хирохито, скончавшегося в 1989 г., вместо ожидаемого миллиона человек пришло 570 тысяч. Для многих император, несмотря на, казалось бы, свою реабилитацию в глазах и подданных, и мировой общественности, остался символом не духовного единства нации, но тирании и милитаризма.
ИМПЕРАТОР И СОВРЕМЕННОСТЬ
Любопытен тот факт, что, со времен Мэйдзи, кризисные для Японии периоды уже дважды ознаменовывались патриотическими подъемами и всплесками национализма. Сначала - реставрация Мэйдзи, в которую вылился крах системы Токугава. Затем - 30-е гг. XX века, после того как Великая Депрессия сильно ударила по японской экономике, также отмеченные всплеском национализма и расцветом культа императора. С середины 70-х гг. XX века в Японии разразился новый экономический кризис. Несмотря на то, что некоторые исследователи отметили незначительное улучшение ситуации в середине 80-х – начале 90-х, большинство считают, что кризис затянулся вплоть до нынешнего времени (период с 1990 по 2000 год был назван экономистами «потерянным десятилетием»). И действительно, с его последствиями — дефляцией, огромным дефицитом национального бюджета - Япония борется до сих пор. Возможен ли очередной подъем патриотизма, перетекающего в национализм, в современных условиях?
Как уже было сказано, за 60-80-е годы число японцев, считавших императора объектом религиозного поклонения, существенно уменьшилось, равно как и число тех, кто относился к императору дружелюбно (в 1961 году – 64%, в 1985 году – уже 48%). В 1983 году газета «Асахи» провела опрос на тему того, будет ли с годами расти симпатия к императорскому дому. Положительно высказались только 9% опрошенных, 41% же заявил, что престиж императора, наоборот, будет падать. Это вполне объяснимо: поколение, воспитанное в духе тэнноизма, уступает место новому поколению, родившемуся уже в других условиях, а потому относящегося к императорской семье равнодушно, либо настороженно, памятуя о годах войны и последующей оккупации. Подобные результаты вынудили японское правительство принять новые шаги в целях поддержания монархии и модифицировать тэнноистскую идеологию.
Вместе с тем, результаты других опросов свидетельствуют о том, что в целом японцы одобряли существование символической монархии и не считали ее ликвидацию чем-то необходимым. Более того, в 80-х годах (особенно в конце) возросла доля лиц, считающих необходимым расширить политические функции императора. Здесь, безусловно, не обошлось без реакции японцев на поведение нового императора, Акихито. В то время как его отец, император Сёва, у многих подданных ассоциировался с тяжелыми временами, вступление на престол нового монарха в те годы символизировало собой разрыв с националистским прошлым для многих японцев.
Акихито «отличает широко известная личная приверженность открытой, демократической и пацифистской монархии». Он и по сей день, в отличие от своего отца, активно контактирует с обществом. В начале правления император давал по несколько пресс-конференций в год, посетил множество стран, даже потребовал отменить привилегии для императорской машины на дорогах. Подобное поведение вызвало отклик в народе: согласно опросу общественного мнения 1989 года (опрос проводила газета «Иомиури симбун»), 70% респондентов выразили не просто свое уважение, но свою любовь к императору. Положение вещей вызвало серьезную дискуссию в политических кругах Японии в конце 80-х – начале 90-х гг.: крайние правые партии требовали, чтобы Акихито, пользующегося любовью японского народа, сделали не символом, а главой государства. Левые же партии (Коммунистическая партия Японии даже публиковала специальное заявление в 1989г.), наоборот, настаивали на полном отказе от императорской системы, опасаясь, что ставшего слишком популярным императора могут использовать в целях восстановления милитаризма. Однако, сам Акихито не выказывал желания отступать от конституции и активно участвовать в политике страны, довольствуясь дозволенными законом «представительскими функциями». За последние десять лет правления под девизом «Хэйсэй» («достижение мира») император успешно приблизился к идеалу японского общества, который профессор Юдзи Аида охарактеризовал как «духовного лидера, который не привязан к собственности, власти, статусу…молится за счастье японского народа».
И все же, есть ли у «духовного главы нации» шанс в очередной раз стать лицом национализма? Пожалуй, ситуация на конец 90-х гг. – начало XXI века довольна противоречива. С одной стороны, интерес к персоне императора, по сравнению с предыдущими годами, упал. Молодое поколение японцев до 20-25 лет относится к императору равнодушно - как, впрочем, и к политической жизни страны вообще. Те, кто посещает мероприятия, связанные с императорской семьей, – преимущественно люди старше 30 лет и, конечно, иностранцы. С другой стороны, наблюдается активизация ультраправых организаций, стремящихся возродить радикальный национализм. 23 декабря каждого года знаменуется не только толпами перед императорским дворцом, но и черными микроавтобусами с установленных на них громкоговорителями, из которых звучат марши императорской японской армии. Надписи на бортах микроавтобусов призывают Россию вернуть «северные территории», или четыре острова южнокурильского архипелага. Парадоксально то, что именно со стороны «правых» императорская семья сейчас ощущает сильное политическое давление. И дело не только в реформировании Акихито традиционного уклада жизни японских монархов, что в свое время подняло его престиж в глазах нерадикально настроенных подданных. Император тщательно избегает прямо выражать свое мнение по политическим вопросам, но с годами стало очевидным, что он - человек твердых либеральных взглядов. В ходе своих визитов в Китай, Корею и страны Южно-Восточной Азии он с сожалением говорил о страданиях, причиненных японской армией во время войны. Правые ультранационалисты, унаследовавшие традиции поклонения культу императора довоенной эпохи, восприняли это заявление крайне негативно. Отрицательно отнеслись и к инциденту 2004 года, когда император Акихито высказал свое негативное отношение к проведенной мэрией Токио реформе (указ вступил в силу годом ранее), согласно которой ученики и учителя обязаны были исполнять имперский гимн «Кимигаё» на церемонии окончании школы. 200 учителей, отказавшихся петь гимн, были подвергнуты строгому дисциплинарному взысканию. Однако, когда император узнал об этом, он заявил, что "не стоит смешивать патриотизм с образованием". С одной стороны, это заявление горячо поддержало японское население, но члены правых организаций были вновь возмущены.
Вместе с тем, те, для кого император по-прежнему остается живым богом, не могут критиковать объект своего поклонения. Именно поэтому их главной жертвой стала супруга императора Митико, которой прежде всего припомнили неблагородное происхождение и обвинили в дурном влиянии на супруга. Впрочем, своими поступками Акихито доказал расхождение во взглядах с ультраправыми организациями: его вполне устраивает нынешний статус. Позиция Японии в международных отношениях и падение политической активности населения в целом также делает возможность возрождения радикального тэнноизма сомнительной, несмотря на сохранение ореола святости института императорской власти в глазах определенных слоев населения Японии.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Подводя итог изложенным в данной работе фактам и размышлениям, можно прийти к выводу, что значение императоров Японии как политических деятелей на протяжении истории было в большей степени символическим: немногие из них обладали реальной политической властью. Вместе с тем, тот факт, что институт императорской власти за столь длительный период не был упразднен, говорит о его значимости и для страны, и для ее правящей верхушки. С помощью образа императора реальные держатели власти контролировали и продолжают контролировать население Японии, представляя монарха то потомком богов, то «демократическим правителем», то духовным отцом японской нации. Институт императорской власти исполнял посреднические функции между фактической властью и народом, и даже попытка демократизации страны вылилось в итоге в очередную интерпретацию монархического строя.
И в самой Японии, и за рубежом императорская система находятся в зоне самого пристального внимания. По проблемам монархии издается множество книг, авторы которых делают противоречивые выводы. Подобное внимание обосновано реальной значимостью этих проблем для истории и современности Японии. В наши дни, когда высокоразвитая индустриальная держава столкнулась с массой экономических, а отсюда – и социальных проблем, в Японии наблюдается повышенный интерес правящих кругов к политико-идеологическому использованию императора как символа национального единства. Одновременно
член императорской семьи, принц Томохито, настроен скептически. «На мой взгляд, наше нынешнее предназначение заключается в том, что мы просто существуем», - заявляет он.
Вместе с тем, по словам автора одной из статей «Асахи симбун», в нынешней Японии, переживающей нелегкие времена, не наблюдается активной политической силы. Если принять во внимание исторический опыт - не исключено, что подобное положение вещей, когда снова возникает потребность в харизматичном лидере, в дальнейшем могло бы поспособствовать расширению полномочий императора, распространив их и на политическую сферу.
Вообще-то реферат составлялся для политолога, но и истории тут немало.
КУЛЬТ ИМПЕРАТОРА В ЯПОНИИ:РОЛЬ МОНАРХИИ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ СТРАНЫ
ВВЕДЕНИЕ
На попавших в Японию туристов и по сей день неизгладимое впечатление производит празднование «тэнно тандзёби», что переводится как «день рождения императора». В этот день толпы японцев собираются на площади перед дворцом (туда пускают дважды в год – 23 декабря и в Новый Год), дабы выслушать приветственную речь монарха и прокричать здравицу, размахивая флажками с национальным гербом. Как рассказывают очевидцы, 23 декабря на площади очень сложно найти свободные места. Да и первый ассоциативный образ, приходящий на ум многим при ответе на вопрос «Кто является главой государства в Японии?» - это образ императора, будь то парадный портрет Мэйдзи или фотография императорской семьи из современной газеты. В действующей конституции Японии не сказано, каков нынешний государственный строй страны, но в первой статье оговорено, что император является символом государства, статус же его определяется волей народа, носителя суверенной власти. Однако, всегда ли монарх являлся исключительно символом, не оказывая влияния на общественно-политическую жизнь своей страны?
Задачи, поставленные в работе – проследить историю развития японской монархии и определить ее роль в политике Японии, выяснить, насколько символичным был и является статус монарха в среде правящих кругов и как осуществлялось взаимодействия императора и народа, насколько велик был и остается авторитет правителя глазах подданных.
ИНСТИТУТ ИМПЕРАТОРСКОЙ ВЛАСТИ В ДОБУРЖУАЗНОЙ ЯПОНИИ.
Проимператорская идеология в Японии зарождалась на основе прежде всего традиционных мифов, согласно которым «тэнно» - потомок небесной солнечной богини Аматэрасу. Это на много веков вперед определило основную функцию японских императоров: монарх первостепенно являлся верховным синтоистским жрецом, способным общаться с богами почти на равных. Среди знатных родов императорский род считался главным, обладающим особой силой как род-потомок верховной богини.
Начиная приблизительно с V в. н.э. у власти оказываются представители наиболее влиятельных домов – Сога, Мононобэ, Накатоми и ряд других. Период Хэйан, длившийся с IX по XII вв. ознаменован господством одной из ветвей клана Фудзивара, поставлявшим правителям жен. Сакральные функции императора оставались неприкосновенными, номинально он считался главой государства, но важные решения принимались при участии кампаку (канцлера) из рода Фудзивара, и именно кампаку обладали реальной политической властью. Начиная с середины XI в. вместо сложился институт «инсэй» - экс-императоров, имевших свой двор и оказывавших существенное влияние на ведение государственных дел действительными правителями. Однако, до периода Хэйан встречались и монархи, осуществлявшие единоличную власть, самостоятельно принимая решения по политическим и другим вопросам. В первую очередь, это Сётоку-тайси, правивший в VII в. н.э. и устранивший с политической арены влиятельный род Сога, и император Камму, прославившийся активной внутренней политикой – экономической и образовательной реформами, а также карательными походами против племен, обитавших на северо-востоке страны. Но подобных ярких политических лидеров на троне в истории Японии было немного.
С конца XII в., в результате борьбы двух могущественных воинских домов Тайра и Минамото, в Японии установился новый орган власти, называемый «сёгунатом» и обосновавшийся в местечке Камакура. Сёгуны являлись верховными главнокомандующими, они и их первые помощники обладали реальной властью над страной. Впоследствии фактический приоритет власти сёгуна над императорской властью сохранился до середины XIX в. Только в XIV в. была попытка возродить единоличную императорскую власть, предпринятая Го-Дайго, но его царствование длилось недолго и привело к длительному периоду двоецарствия, завершившемуся в итоге формальным воцарением ставленника сёгуна.
В конце XIV - XV в., в ходе прокатившихся по Японии междоусобных войн, а также по итогам вышеупомянутого периода двоецарствия, престиж императорской власти упал настолько, что двор остался без средств к существованию, а императорская столица Киото пришла в полное запустение. Это объяснялось и социальными причинами: особенность развития феодальных отношений в Японии, когда , каждая провинция замкнулась в себе (в силу, прежде всего, территориальных особенностей: большинство японских провинций были в состоянии обеспечить себя самым необходимым), сильно подорвало централизованную политическую структуру.
Тем не менее, императоры не исчезли – о них вспомнили в ходе борьбы за объединение японского государства во второй половине XVIв. Это не может не наводить на мысль о том, что определенную роль в политической расстановке сил правители все-таки играли. Причина – в традиционно тесной связи монархической власти и религии в Японии: именно император, способный контактировать непосредственно с богами, мог придать власти того или иного рода-держателя титула сёгуна легитимность в глазах в том числе и простого народа, не разбиравшегося в громких именах военных лидеров. Кроме того, в случае, если занятие должности было одобрено силами свыше, сёгуны могли не опасаться за попытки других воинских домов оспорить их право на власть – по крайней мере, при жизни. Так легализовывали свою власть сёгуны в Камакура. Так же поступили с ней и три великих объединителя страны – Ода Нобунага, Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу, в целях укрепления своей политической власти.
Подобное объяснение сохранности монархии в Японии представляется логичным, поскольку других сильных сторон, за исключением полномочий верховного жреца, у императора не наблюдалось. Напротив, в экономическом плане императорский двор в Киото сильно зависел от сёгунов, особенно в эпоху Эдо – когда власть в стране на два с половиной столетия сосредоточилась в руках рода Токугава.
РЕСТАВРАЦИЯ МЭЙДЗИ: «РАСЦВЕТ ИМПЕРАТОРСКОЙ СИСТЕМЫ».
«Современная императорская система…
не возникла в результате постепенной модификации
и улучшения того, чем Япония располагала с основания
государства…была сформирована лишь совсем недавно,
в период так называемой императорской реставрации».
К.Иноуэ
С 1868 г. начинается новая страница истории Японии: период модернизации, «открытия» страны для сотрудничества с иностранными державами и, наконец, расцвета монархии. К власти пришло новое правительство, «лицом» которого стал император Мэйдзи. К тому моменту система сёгуната Токугава переживала острейший экономический и политический кризис. Длительное похолодание вызвало серию неурожаев, повышались налоги, а в довершение – к японским берегам прибыли «черные корабли» американского коммодора Перри, вынудившие сёгунскую ставку-бакуфу «открыть» страну для иностранных судов. Подобное положение дел вызвало негативную реакцию со стороны народа, что и привело в итоге к поиску нового, альтернативного пути развития страны. Нужна была фигура харизматичного лидера, которого можно было бы противопоставить режиму Токугава. Таким лидером оказался Муцухито, будущий император Мэйдзи.
Инициатива переворота исходила от землевладельцев (даймё) из юго-западных провинций Японии – таких, как Сацума на острове Кюсю. Обитая на периферии сёгунской державы, эти люди увидели в народных волнениях весомый повод занять ключевые позиции в системе управления государством.
На самом же деле, движение за восстановление императорской власти зародилось еще в XVIII в., и особую роль в нем сыграла деятельность школ Мито и Кокугакуха. Несмотря на противоположную суть доктрин – Мито была чжусианской (идеология, сочетающая в себе элементы дзэн-буддизма и конфуцианства) школой, Кокугакуха была антикофуцианской направленности – именно они разработали теорию, которая впоследствии легла в основу идеологии периода Мэйдзи. Помимо мифа о божественном происхождении тэнно, ключевыми понятиями этой теории было, во-первых, понятие «кадзоку-кокка» - «государство-семья», в котором император объявлялся не просто законным правителем страны, но отцом всех подданных, именовавшихся «сокровищем». Пожалуй, главная историческая заслуга императора Мэйдзи в том, что с его помощью – а вернее было бы сказать, с помощью его образа и умелой пропаганды этого образа – подданные тэнно обрели национальное самосознание Несмотря на то, что само понятие «нихондзин» («японец») появилось в VII веке, оно употреблялось исключительно в дипломатических целях – при переговорах с Китаем, в официальных посольских документах. Жители же Японии вплоть до XIX века не осознавали себя японцами. Даже в период объединения страны сёгунами Токугава, для среднестатистического японца родиной являлась не его островная страна, а родная провинция. Теперь же жители Японских островов становились одной большой семьей, объединенной общими языком и традициями.
Второе, куда более важное понятие – «кокутай» («тело государства»). Согласно концепции «кокутай», Япония «обладает особой национальной самобытностью», полученной от богини Аматэрасу. Аматэрасу отправила в Японию своего внука Ниниги, основавшего династию правителей и «заложила основы японской морали, заключающиеся прежде всего в верноподданности и сыновьей почтительности» (То есть, в основе концепции не лежал синтоизм в чистом виде: последние качества характерны для конфуцианства, повлиявшего как на школу Мито, так и на последующих идеологов государственного синтоизма). «Кокутай» зиждилась на трех китах: синтоизме – в духовном плане, национальный характер и самосознание – в моральном плане и, наконец, в политическом плане – на институте императорской власти. Роль монарха становилась куда более активной, и прежде всего идеологи школ настаивали на отмене императорского затворничества.
В первые же годы Реставрации Мэйдзи новое правительство развернула активную кампанию по разработке концепции «император - живой бог», устанавливая наглядную связь между политикой и религией через древний обряд «единства отправления ритуала и управления государством». 6 апреля 1868г. Мэйдзи поклялся перед синтоистскими божествами в том, что все важные решения будут приниматься после широкого обсуждения, а дурные порядки уйдут в прошлое. Чуть позже произошло отделение буддизма от синтоизма - фильтрация государственной идеологии, названной позже «государственным синтоизмом», или «тэнноизмом». Ключевую позицию в которой занимала персона правителя-тэнно.
Несмотря на то, что «открытое» состояние Японии сохранилось, правительство приняло все необходимые меры для реализации принципа «вакон ёсай», что переводится как «японский дух и европейские знания». Процесс заимствований у Запада не запрещался – по европейскому образцу реорганизовали армию, провели образовательную реформу, ввели униформу, - но японцы должны были при всем при том остаться жителями своего государства. И здесь культ императора тоже сыграл определенную роль – в первую очередь, он был примером для подражания. Правителем, европейский мундир которого не мешал ему придерживаться старинных традиций и отправлять синтоистские ритуалы.
Один из ведущих идеологов тэнноизма, Нагадзамэ Мотода, утверждал, что «император правит, опираясь на выдающихся министров, которых он направляет на истинный путь силой своих добродетелей». В первые десятилетия эпохи Мэйдзи монарх играл активную роль в политической жизни страны: за десять лет был издан 271 императорский указ по различным вопросам. В дальнейшем, правда, темпы издания указов вплоть до 1946г. снизились до 60-70 за десять лет. Указы, написанные в соответствии с пожеланиями императора, становились классикой, подлежащей обязательному изучению в школах, наравне с летописными хрониками «Кодзики» и «Нихонги». Мэйдзи также много путешествовал по Японии, посещал учебные заведения и одаривал их памятными подарками. Фотографии императора и его супруги Харуко сделались для японцев чем-то вроде икон. Известны случаи, когда изображения, сделанные с этих фотографий, помещали на вторых этажах школ, и в случае пожара императорское изображение было первым, что выносили из огня. Правда, после нескольких несчастных случаев для священных портретов стали строить отдельные маленькие святилища.
Однако, несмотря на несомый в массы образ императора - лидера страны и народа, в реальности власть монарха не являлась абсолютной: кабинет министров, состоящий преимущественно как раз их тех, кто в свое время сверг режим Токугава, оказывал весомое влияние на действия императора Мэйдзи. В качестве наглядного примера Мещеряковым приведен тот факт, что в быту Муцухито (имя Мэйдзи) предпочитал традиционно японский уклад жизни, не являясь поклонником западного стиля. Однако, был вынужден облачаться в одежду западного покроя и проводить приемы в европейском стиле по настоянию министров – дабы достойно представлять Японию в глазах зарубежных посланников. К тому же, если в первые годы правления Мэйдзи императорские рескрипты касались конкретных дел страны: железнодорожного строительства, образования и т.п., то к концу 1870-х гг. тексты указов все менее затрагивали конкретную политические аспекты, ограничиваясь преимущественно призывами. Роль императора в политической жизни страны постепенно становилась пассивной. Исключение, правда, составила внешняя политика. Так, в японо-китайскую войну Мэйдзи покинул столицу, переехав ближе к линии фронта, в Хиросима. До него императоры долгое время вообще не принимали участия в военных действиях. Муцухито же учредил Императорскую ставку верховного главнокомандования, находившуюся под прямым контролем императора. Государь лично посещал воинские части, участвовал в парадах и слал посылки на фронт. Однако, к Первой мировой войне монарх, хоть и принимал участие в выработке законодательных проектов, все реже и реже прибегал к возможности навязать собственное, единоличное мнение, а все чаще просто узаконивал решения, принятые после обсуждений. Да и для широких народных масс Мэйдзи стал воплощением единства нации, но перестал быть политическим деятелем.
Тем не менее, для правящих консервативных кругов идеология тэнноизма являлась хорошим регулятором поведения японцев. Особенностью политической культуры эпохи Мэйдзи было «руководство обществом посредством участия в обрядах», формирование политической организации японцев «через эмоциональное воздействие государственного синто». Особое внимание к императорской династии в школах и в армии, введение ряда государственных тэнноистских праздников, строительство храмов Мэйдзи, наконец, выше приведенная история с портретами монарха и его супруги – такими средствами тэнноистские идеи прививались жителям Японии с самого детства.
Но все же Япония перестала быть закрытой страной – и поэтому тэнноизм не мог не столкнуться с противодействующими силами. Появились последователи либерализма и социализма, объединявшиеся в партии. По мере развития капитализма в стране, сфера влияния идеологов тэнноизма начала сужаться. В последние годы правления Мэйдзи (1910-1911гг.) произошло событие, названное «дело об оскорблении трона», когда двадцати шести японским социалистам предъявили обвинение в подготовке к покушению на жизнь императора (на самом деле, реальное отношение к заговору имели лишь четверо из них). Меры властей принимали репрессивные формы, что никак не шло им на пользу. Со смертью Мэйдзи в истории японской монархии начался период, названный «демократией Тайсё»
ЯПОНСКИЙ МИЛИТАРИЗМ
Считается, что для поддержания эффективности идеологии тэнноизма в Японии 1920-х годов были возможны три пути: либо, как полагали наиболее демократично настроенные буржуазные идеологи, пересмотреть всю структуру тэнноизма, либо продолжать совершенствовать старую – что, на примере событий 1910-1911 гг., привело бы к ужесточению репрессий, - либо привнести ультранационалистские, фашистские элементы. Сначала, после дебатов между сторонниками этих трех направлений, был избран путь, более всего напоминавший второй вариант развития тэнноизма, но впоследствии Япония вступила на третий путь.
«Демократия Тайсё» (1912 – 1926 гг.) ознаменовалась новой расстановкой сил в правительстве Японии. Если раньше у власти стояли «клановые кабинеты» - преимущественно старая аристократия и самураи-землевладельцы из юго-западных княжеств – то теперь на политическую арену вышли буржуазные партии, представлявшие интересы капиталистов (главным образом, монополистов и финансовых олигархов). Однако, они не могли сформулировать собственную программу, за счет чего не имели широкой поддержки в народе – среди сторонников этих партий были преимущественно средняя и крупная буржуазия, а также обуржуазившиеся помещики, но опоры на широкие массы населения не было. Поэтому и буржуазные либералы были вынуждены обратиться к фигуре императора, разрабатывая различные «смешанные» теории о совмещении власти монарха и демократических свобод. Среди этих теории наиболее известна, во-первых, теория Тацукити Минобэ об «императоре-органе государства», предлагавшая сделать правителя высшим органом государственной власти, опирающимся прежде всего не на личные, а на народные интересы; правительство же являлось «голосом нации», сообщавшим тэнно об этих самых интересах. Во-вторых, идея Сакудзо Ёсино и режиме «мимпонсюги», гармонично сочетающим в себе императорскую власть и демократические свободы – достигнуть этого предлагалась, расширив права парламента путем нового, расширенного толкования положений конституции Мэйдзи о государственном устройстве. В дальнейшем Ёсино предполагал создать правительство, которое учитывало бы пожелания большинства населения, а также на деле ввести всеобщее избирательное право. Идеи Ёсино получили широкое распространение среди буржуазных партий, а закон о всеобщем избирательном праве даже удалось претворить в жизнь в 1925 г. Однако, и теория Минобэ, и теория Ёсино затрагивала прежде всего интересы правящего слоя, на массовым уровне же почти ничего не предлагалось – им нечего было дать широким массам взамен идеологии государственного синтоизма. К тому же, в 1929-начале 1930-х гг. Япония пережила экономический кризис, отголосок Великой Депрессии. Особенно сильно он ударил по текстильной промышленности и сельскому хозяйству. Помимо этого, силой, в перспективе способной составить конкуренцию тэнноизму, стали набирающие социалисты и коммунисты, что спровоцировало накал политической обстановки в стране и усиление репрессий: личностью императора стали прикрываться в целях подавления любой оппозиции. Однако, в этих условиях на политической арене наступил расцвет военной верхушки, состоявшей из сторонников радикального национализма.
Еще победоносные войны с Китаем и Россией заложили основы для укрепления позиций японских военных. Успешной была и интервенция в Маньчжурию в 1931г., продолжившаяся интервенцией в Китай. Триумфальные завоевательные походы, неизбежная милитаризация экономики, позволившая улучшить экономическую ситуацию, а также активная пропаганда ультранационалистических идей (о них ниже) привели к воцарению в стране радикального тэнноизма, называемого также японским милитаризмом. К середине 30-х гг. милитаризации подвергся и государственный строй: левые демократические организации были разгромлены, немногие достижения буржуазных партий – сведены на нет, а в 1940г., в качестве помощников императорской системе были созданы разнообразные «органы движения помощи трону», контролировавшие жизнь народных масс.
С первых лет эры Мэйдзи армии и ее идеологической обработке уделялось особое внимание. Идея о божественном происхождении тэнно и избранности японского народа прочно укоренилось в сознании японских офицеров, и вместе с тем японский милитаризм привнес в традиционный тэнноизм новые элементы: расширил его границы в связи с активной завоевательной политикой в Восточной Азии. Для ее обоснования была создана концепция «нового порядка». Согласно этой концепции, именно Япония – государство, сумевшее переработать с пользой для себя западные знания, не теряя национальной самобытности, модернизированное и независимое, - способно помочь другим странам восточноазиатского региона освободиться от влияния западных держав и изгнать «белых империалистов». «Япония признавалась энергичной, активной, жизнеутверждающей силой, а ее народ…создателем новой восточной культуры». Таким образом, милитаристы всячески подчеркивали почетную миссию японского народа и его лидера – императора-освободителя Азии от колониализма.
Государственный ритуал также продолжал играть важнейшую роль в развитии политической культуры, возвышая авторитет императора в глазах подданных. В книге япониста Сила-Новицкой «Культ императора в Японии» в качестве примера эффективности такой идеологической обработки приводятся воспоминания известного писателя Кэндзабуро Оэ, в которых он рассказывает о своих снах об императоре, вызывавших «священный трепет», а также об опросе, проводимом в классе одним из учителей. Вопрос был таков: «Что ты сделаешь, если император повелит тебе умереть?» Правильным ответом безоговорочно признавалось харакири. Куда как известнее пример смертников-камикадзэ. Конечно, среди них было немало и тех, кто прежде всего стремился обеспечить семью крупной суммой денег, выплачиваемой за каждого воина. Но многие шли на смерть и по идеологическим соображениям, чтобы погибнуть за державу и за тэнно.
Милитаристы активно использовали в своих целях печать, стремясь разъяснить главные постулаты тэнноизма каждому, дабы заручиться поддержкой широких слоев населения. В 1937г. впервые была издана брошюра под названием «Кокутай хонги» - «Основные принципы кокутай».300 тысяч экземпляров этой брошюры были разосланы в учебные заведения Японии. В «Кокутай хонги» описывались не только свойства императора, чьей высокой миссией называлось обеспечение единства «религиозного обряда, управления государственными делами и просвещения», но и уникальные качества японских подданных – «божественные добродетели», первыми среди которых были, разумеется, «лояльность и сыновья почтительность». Япония провозглашалась «страной богов», верховным же богом являлся тэнно. Пооложения «кокутай» приняли агрессивный характер: любое инакомыслие жестоко каралось, что привело в итоге к выработке стереотипа «служение императору – священная обязанность». Только по окончании Второй мировой войны стали известны имена оппозиционеров и тех, кто просто не принял радикальный тэнноизм. Но благодаря глобальной обработке населения, таковые остались в меньшинстве.
Что до самого императора в Сёва, в правление которого наблюдался расцвет японского милитаризма, его политическая активность была неоднозначна. Несмотря на то, что во время экспансий в Восточной Азии император считался верховным главнокомандующим, участвовал в обсуждениях и разработке военных операций и лично подписывал указы, связанные с военными действиями, Сёва, больше известный на Западе под именем Хирохито, до конца Второй мировой войны не практиковал публичных выступлений и путешествий по стране, как это делал император Мэйдзи. Одним словом, император действительно сделался божеством, которое не каждому было дозволено увидеть.
ИНСТИТУТ ИМПЕРАТОРСКОЙ ВЛАСТИ ПОСЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ.
Поражение Японии во Второй мировой войне нанесло существенный удар по тэнноизму. Главным из них было новогоднее выступление императора по радио (1946г.), в котором он признался японскому народу в своем небожественном происхождении. Выступление состоялось под давлением американских оккупационных властей, одновременно поддерживавших демократические движения - в первые послевоенные годы они переживали небывалый подъем. После речи императора Сёва по Японии прокатилась волна самоубийств: подданные не смогли оправиться от шока, вызванного высочайшим откровением. Развенчание мифа о «потомке Аматэрасу» было закреплено в Потсдамской декларации и директиве об отделении синтоизма от государства – ее вручили японскому правительству 15 декабря 1945г. Однако, как замечают статьи и книга, полностью фигуру императора Японии оккупационные власти все-таки не устранили. На то есть причина: резкая демократизация Японии вызвала к жизни в том числе и коммунистов, чьи позиции, в случае превращения Японии в республику, значительно укрепились бы. Сила-Новицкая пишет о секретном послании в штаб генерала Макартура от Комитета координации иностранных, военных и морских дел. В послании якобы давались инструкции по сохранению императорского строя, который позволил бы контролировать японцев, но при этом не допускать возрождения крайнего национализма. Безусловно, давать императору ведущую роль в политике никто не собирался. Но вместе с тем Макартуру приказали «тайно содействовать популяризации личности императора не как существа божественного происхождения, а как человека». Стоящие у власти японские консерваторы также предпочли высказаться в пользу сохранения монархии, чтобы не потерять контроль над обществом. Начался новый этап эволюции императорской власти в Японии, неуловимо напоминающий ситуацию позднего средневековья.
Важным этапом преобразований стало принятие в 1947г. новой Конституции Японии, «впервые в истории государственного развития страны построенной на принципах парламентской демократии».
В первой статье конституции, действующей до сих пор, говорится, что «император является символом государства и единства народа, его статус определяется волей народа, которому принадлежит суверенная власть»; действия императора, относящиеся к государственным делам, находятся под контролем Кабинета министров; император лишен полномочий, связанных с осуществлением государственной власти – в его юрисдикции сохраняются так называемые «представительские функции», перечисленные в седьмой статье. Согласно этой статье, император, в частности, жалует награды, может смягчить и отсрочить наказание, принимает иностранных послов, подтверждает дипломатические документы, осуществляет церемониал. Последний пункт достаточно важен: несмотря на отречение императора от божественных корней, за ним сохранилось право проводить многие синтоистские обряды, а борьба за восстановление синтоизма как государственной религией была одним из главных направлений послевоенной внутренней политики японских правящих кругов. Результат реформ обозначается в японской литературе понятием «сёттё тэнносэй» - «символическая императорская система». Император стал демократическим монархом, «заботящемся о благе своего народа», и работа по внедрению этого мифа в народ началась уже весной 1946г. Согласно новой концепции, монарх символизировал не политическое, а культурное единство японцев «в языке, истории, обычаях и других проявлениях культурной жизни».
Первые двадцать лет после войны были наиболее тяжелым периодом, когда престиж императора упал невероятно низко. Необходимо было заново установить контакт между Сёва и его подданными, на глазах у которых произошло развенчание векового мифа. Поэтому основной упор делался на мероприятия, где император мог бы вживую контактировать с народными массами. Так, с 1 января 1948г. вступила в силу традиция приветствия императором и императорской семьей своих подданных на Новый год и в императорский день рождения. По инициативе Управления императорского двора, под контролем которого находилось, в частности, финансирование семьи монарха, Хирохито стал участвовать в ряде других национальных праздников. Придворные торжества стали освещаться в прессе. Важным событием как для страны, так и для новой идеологической пропаганды стала женитьба кронпринца Акихито на девушке незнатного происхождения, состоявшаяся в 1959 г. Свадьба принца вызвала всплеск интереса среди простых японцев, что позволило подать ряд свадебных обрядов как дела государственной важности (несмотря на то, что это явно нарушало конституцию). Одновременно с этим император пытается завуалированно взять на себя и политические функции. Так, например, автор книги «Культ императора в Японии» замечает, что в парламентских выступлениях тех лет император позволял себе высказываться и по политическим вопросам. Написано также о том, что в 1955 г. вместе с новообразованной Либерально-демократической партией был основан комитет по пересмотру конституции (при партии же), одной из основных задач которого было наделение императора пусть не абсолютной, но политической властью (что особенно интересно смотрится рядом с названием данной партии). Нововведения появились и в системе образования: с того же года в школьный курс ввели изучение императорского строя, государственных праздников, император же теперь позиционировался как символ единства нации, которая должна привести государство к процветанию.
В целом, можно сказать, что к 1960-м гг. престиж императора Сёва был практически восстановлен. Об этом свидетельствуют предложения сделать монарха действительным главой государства, исходившие от отдельных представителей Либерально-демократической партии Японии. Большинство, однако же, поддерживали идею императора как «центр единства нации».
В 60-е также стали отмечать общенациональные праздники, запрещенные после 1947 г. – к таким относилось, например, 11 февраля (день основания государства Ямато). За десять-пятнадцать лет был поэтапно введен в число государственных мероприятий ряд синтоистских ритуалов с участием императора. Государственные идеологи, назначенные премьер-министром – такие, как Сюмпэй Уэяма, - разрабатывали концепцию «гармоничных отношений», согласно которой единственно правильные отношения между властью и народом – это отношения правителей и управляемых, традиционные для страны; демократическая же свобода привела бы к децентрализации государства. Роль императора в системе «гармоничных отношений» заключалась в гарантии сохранения традиций, в посредничестве между властью и народом, духовном лидерстве.
Наконец, в конце 70-х гг. началась эпопея с проведением через парламент законопроекта о святилище Ясукуни, в котором были похоронены воины, погибшие во Второй мировой войне. Мировая общественность восприняла этот проект крайне негативно, но премьер-министр Накасонэ одобрил идею. В одной из своих речей он сравнил Ясукуни с могилой неизвестного солдата на Арлингтонском кладбище в США. Население Японии разделило позицию премьер-министра, полагая, что оно не обязано извиняться перед миром вечно и тоже имеет право чтить своих погибших. С 1987 г. в храме Ясукуни была проведена первая официальная церемония, и главную роль в службе, организованной властями, играл император Хирохито.
Такова была ситуация в правящих кругах. В народе же, если верить опросам, проводимым японскими газетами за период с начала 60-х по начало 80-х гг., наблюдалось прямо противоположное: доля людей, испытывающих дружелюбие к императору, немного, но уменьшалась – зато возрастала доля равнодушных к институту императорской власти. Как пишет Сила-Новицкая, причина в тенденции к ослаблению «стереотипов традиционного мифомышления японцев», появлению все большого числа равнодушных - «в условиях повышения уровня жизни, интенсивного воздействия зарубежной…культуры». Это предположение обосновывает попытки правительства Японии, опасавшегося усиления левых партий и потери контроля над массами, возродить тэнноизм. На мой взгляд, все же нельзя сбрасывать со счетов и состояние страны в последние годы Второй мировой войны и в первые послевоенные годы, которое не могло не повлиять на мировосприятие людей и уменьшить степень доверия к императору.
С одной стороны, поддержание народом проведения храмовых служений в Ясукуни говорит о некоторых успехах претворения в жизнь идеологической программы, с другой же – на похороны Хирохито, скончавшегося в 1989 г., вместо ожидаемого миллиона человек пришло 570 тысяч. Для многих император, несмотря на, казалось бы, свою реабилитацию в глазах и подданных, и мировой общественности, остался символом не духовного единства нации, но тирании и милитаризма.
ИМПЕРАТОР И СОВРЕМЕННОСТЬ
Любопытен тот факт, что, со времен Мэйдзи, кризисные для Японии периоды уже дважды ознаменовывались патриотическими подъемами и всплесками национализма. Сначала - реставрация Мэйдзи, в которую вылился крах системы Токугава. Затем - 30-е гг. XX века, после того как Великая Депрессия сильно ударила по японской экономике, также отмеченные всплеском национализма и расцветом культа императора. С середины 70-х гг. XX века в Японии разразился новый экономический кризис. Несмотря на то, что некоторые исследователи отметили незначительное улучшение ситуации в середине 80-х – начале 90-х, большинство считают, что кризис затянулся вплоть до нынешнего времени (период с 1990 по 2000 год был назван экономистами «потерянным десятилетием»). И действительно, с его последствиями — дефляцией, огромным дефицитом национального бюджета - Япония борется до сих пор. Возможен ли очередной подъем патриотизма, перетекающего в национализм, в современных условиях?
Как уже было сказано, за 60-80-е годы число японцев, считавших императора объектом религиозного поклонения, существенно уменьшилось, равно как и число тех, кто относился к императору дружелюбно (в 1961 году – 64%, в 1985 году – уже 48%). В 1983 году газета «Асахи» провела опрос на тему того, будет ли с годами расти симпатия к императорскому дому. Положительно высказались только 9% опрошенных, 41% же заявил, что престиж императора, наоборот, будет падать. Это вполне объяснимо: поколение, воспитанное в духе тэнноизма, уступает место новому поколению, родившемуся уже в других условиях, а потому относящегося к императорской семье равнодушно, либо настороженно, памятуя о годах войны и последующей оккупации. Подобные результаты вынудили японское правительство принять новые шаги в целях поддержания монархии и модифицировать тэнноистскую идеологию.
Вместе с тем, результаты других опросов свидетельствуют о том, что в целом японцы одобряли существование символической монархии и не считали ее ликвидацию чем-то необходимым. Более того, в 80-х годах (особенно в конце) возросла доля лиц, считающих необходимым расширить политические функции императора. Здесь, безусловно, не обошлось без реакции японцев на поведение нового императора, Акихито. В то время как его отец, император Сёва, у многих подданных ассоциировался с тяжелыми временами, вступление на престол нового монарха в те годы символизировало собой разрыв с националистским прошлым для многих японцев.
Акихито «отличает широко известная личная приверженность открытой, демократической и пацифистской монархии». Он и по сей день, в отличие от своего отца, активно контактирует с обществом. В начале правления император давал по несколько пресс-конференций в год, посетил множество стран, даже потребовал отменить привилегии для императорской машины на дорогах. Подобное поведение вызвало отклик в народе: согласно опросу общественного мнения 1989 года (опрос проводила газета «Иомиури симбун»), 70% респондентов выразили не просто свое уважение, но свою любовь к императору. Положение вещей вызвало серьезную дискуссию в политических кругах Японии в конце 80-х – начале 90-х гг.: крайние правые партии требовали, чтобы Акихито, пользующегося любовью японского народа, сделали не символом, а главой государства. Левые же партии (Коммунистическая партия Японии даже публиковала специальное заявление в 1989г.), наоборот, настаивали на полном отказе от императорской системы, опасаясь, что ставшего слишком популярным императора могут использовать в целях восстановления милитаризма. Однако, сам Акихито не выказывал желания отступать от конституции и активно участвовать в политике страны, довольствуясь дозволенными законом «представительскими функциями». За последние десять лет правления под девизом «Хэйсэй» («достижение мира») император успешно приблизился к идеалу японского общества, который профессор Юдзи Аида охарактеризовал как «духовного лидера, который не привязан к собственности, власти, статусу…молится за счастье японского народа».
И все же, есть ли у «духовного главы нации» шанс в очередной раз стать лицом национализма? Пожалуй, ситуация на конец 90-х гг. – начало XXI века довольна противоречива. С одной стороны, интерес к персоне императора, по сравнению с предыдущими годами, упал. Молодое поколение японцев до 20-25 лет относится к императору равнодушно - как, впрочем, и к политической жизни страны вообще. Те, кто посещает мероприятия, связанные с императорской семьей, – преимущественно люди старше 30 лет и, конечно, иностранцы. С другой стороны, наблюдается активизация ультраправых организаций, стремящихся возродить радикальный национализм. 23 декабря каждого года знаменуется не только толпами перед императорским дворцом, но и черными микроавтобусами с установленных на них громкоговорителями, из которых звучат марши императорской японской армии. Надписи на бортах микроавтобусов призывают Россию вернуть «северные территории», или четыре острова южнокурильского архипелага. Парадоксально то, что именно со стороны «правых» императорская семья сейчас ощущает сильное политическое давление. И дело не только в реформировании Акихито традиционного уклада жизни японских монархов, что в свое время подняло его престиж в глазах нерадикально настроенных подданных. Император тщательно избегает прямо выражать свое мнение по политическим вопросам, но с годами стало очевидным, что он - человек твердых либеральных взглядов. В ходе своих визитов в Китай, Корею и страны Южно-Восточной Азии он с сожалением говорил о страданиях, причиненных японской армией во время войны. Правые ультранационалисты, унаследовавшие традиции поклонения культу императора довоенной эпохи, восприняли это заявление крайне негативно. Отрицательно отнеслись и к инциденту 2004 года, когда император Акихито высказал свое негативное отношение к проведенной мэрией Токио реформе (указ вступил в силу годом ранее), согласно которой ученики и учителя обязаны были исполнять имперский гимн «Кимигаё» на церемонии окончании школы. 200 учителей, отказавшихся петь гимн, были подвергнуты строгому дисциплинарному взысканию. Однако, когда император узнал об этом, он заявил, что "не стоит смешивать патриотизм с образованием". С одной стороны, это заявление горячо поддержало японское население, но члены правых организаций были вновь возмущены.
Вместе с тем, те, для кого император по-прежнему остается живым богом, не могут критиковать объект своего поклонения. Именно поэтому их главной жертвой стала супруга императора Митико, которой прежде всего припомнили неблагородное происхождение и обвинили в дурном влиянии на супруга. Впрочем, своими поступками Акихито доказал расхождение во взглядах с ультраправыми организациями: его вполне устраивает нынешний статус. Позиция Японии в международных отношениях и падение политической активности населения в целом также делает возможность возрождения радикального тэнноизма сомнительной, несмотря на сохранение ореола святости института императорской власти в глазах определенных слоев населения Японии.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Подводя итог изложенным в данной работе фактам и размышлениям, можно прийти к выводу, что значение императоров Японии как политических деятелей на протяжении истории было в большей степени символическим: немногие из них обладали реальной политической властью. Вместе с тем, тот факт, что институт императорской власти за столь длительный период не был упразднен, говорит о его значимости и для страны, и для ее правящей верхушки. С помощью образа императора реальные держатели власти контролировали и продолжают контролировать население Японии, представляя монарха то потомком богов, то «демократическим правителем», то духовным отцом японской нации. Институт императорской власти исполнял посреднические функции между фактической властью и народом, и даже попытка демократизации страны вылилось в итоге в очередную интерпретацию монархического строя.
И в самой Японии, и за рубежом императорская система находятся в зоне самого пристального внимания. По проблемам монархии издается множество книг, авторы которых делают противоречивые выводы. Подобное внимание обосновано реальной значимостью этих проблем для истории и современности Японии. В наши дни, когда высокоразвитая индустриальная держава столкнулась с массой экономических, а отсюда – и социальных проблем, в Японии наблюдается повышенный интерес правящих кругов к политико-идеологическому использованию императора как символа национального единства. Одновременно
член императорской семьи, принц Томохито, настроен скептически. «На мой взгляд, наше нынешнее предназначение заключается в том, что мы просто существуем», - заявляет он.
Вместе с тем, по словам автора одной из статей «Асахи симбун», в нынешней Японии, переживающей нелегкие времена, не наблюдается активной политической силы. Если принять во внимание исторический опыт - не исключено, что подобное положение вещей, когда снова возникает потребность в харизматичном лидере, в дальнейшем могло бы поспособствовать расширению полномочий императора, распространив их и на политическую сферу.
@темы: Япония
-
-
06.07.2008 в 17:22-
-
06.07.2008 в 18:31-
-
06.07.2008 в 18:58-
-
07.07.2008 в 14:05Обращайтесь, если что - может, на какой вопрос смогу ответить)