[Свиреп, когда спровоцирован.] [Нет ничего невозможного для блестяще извращенного ума.][Дважды японутая девочка.]
Огранить крупные изумруды - грушевидные, похожие на листья огромных деревьев, сокрывших от чужих глаз таинственные земли, на которые еще не ступала нога белого человека. И добавить к ним россыпь мелких, неограненных зеленых камешков: зелень, много зелени, ничего для этого не жалко. Лишь кое-где, будто мимоходом, впаять черные ониксы, в память о возвышающихся даже над деревьями-великанами теокалли.
Вытянуть золотую проволоку, загнуть ее причудливыми виньетками и лабиринтами рельефов, вплести в прричудливые узоры устрашающие лики кровавых богов: Тескатлипоки, Уицилопочтли, Тлалока...Дикие, никогда не понятные европейцу до конца образы. Кровь тысяч юношей, дев, детей на обсидиановых клыках. И - холодные глаза-нефриты, как антипод дымящемуся, еще теплому сердцу, вырванному из груди очередной жертвы...
Уложить ожерелье на атласную подушку, пропитанную особыми ароматами. Кофе и шоколад, пачули и - для пикантности - красный перец, без которого не сваришь настоящего чоколатля. Тяжелый, густой аромат - кажется, его можно есть ложкой. А если закрыть глаза, можно услышать звуки странных музыкальных инструментов, песнопения жрецов, звон браслетов на тонких смуглых запястьях и торжествующие крики толпы, когда с пирамиды в очередной раз скатывается тело обреченного счастливца - Живого Бога.
А потом накрыть все это полупрозрачным платком-туманом, каждое утро затопляющим джунгли. И, церемонно поклонившись, преподнести блистательному властелину-инквизитору. И уже все равно, что будет с ожерельем. И неважно, что своенравный монарх прикажет переплавить его на слитки и вынет камни, чтобы пополнить опустошенную казну...
Вытянуть золотую проволоку, загнуть ее причудливыми виньетками и лабиринтами рельефов, вплести в прричудливые узоры устрашающие лики кровавых богов: Тескатлипоки, Уицилопочтли, Тлалока...Дикие, никогда не понятные европейцу до конца образы. Кровь тысяч юношей, дев, детей на обсидиановых клыках. И - холодные глаза-нефриты, как антипод дымящемуся, еще теплому сердцу, вырванному из груди очередной жертвы...
Уложить ожерелье на атласную подушку, пропитанную особыми ароматами. Кофе и шоколад, пачули и - для пикантности - красный перец, без которого не сваришь настоящего чоколатля. Тяжелый, густой аромат - кажется, его можно есть ложкой. А если закрыть глаза, можно услышать звуки странных музыкальных инструментов, песнопения жрецов, звон браслетов на тонких смуглых запястьях и торжествующие крики толпы, когда с пирамиды в очередной раз скатывается тело обреченного счастливца - Живого Бога.
А потом накрыть все это полупрозрачным платком-туманом, каждое утро затопляющим джунгли. И, церемонно поклонившись, преподнести блистательному властелину-инквизитору. И уже все равно, что будет с ожерельем. И неважно, что своенравный монарх прикажет переплавить его на слитки и вынет камни, чтобы пополнить опустошенную казну...