[Свиреп, когда спровоцирован.] [Нет ничего невозможного для блестяще извращенного ума.][Дважды японутая девочка.]
Это написалось на лекции. Под впечатлением от вчерашнего челленджа. История одной несчастной любви. Запись закрыл для редактирования.*глубокий вздох* Запись почти открыта
«О бедном Маюризамолвите слово…»
Жанр: Трагифарс
Пейринг: Маюри/Урахара/Ишшин
Саммари: Как он дошел до жизни такой, или попытка оправдать мотивацию действий лейтенанта Куроцути лет этак сто назад
Предупреждения: Наверно, AU, наверно, OOC, да и юмор у автора странный...
Как это часто случалось в Готэй Тринадцать, лейтенант Куроцути вот уже не один десяток лет тайно любил своего капитана. Любил большой, чистой и откровенно собственнической любовью, зеленея от тоски. Поэтому, когда на горизонте появился в буквальном смысле третий лишний – в лице новоиспеченного гиперобщительного и непосредственного офицера - цвет лица Маюри начал отдавать уже в синеву. И если сначала Куроцути улыбался и подчеркнуто обращался к наглецу только по имени – в надежде, что долго такого человека не способен вынести ни один командир - то когда по имени Ишшина назвала сама Святыня, улыбка сползла с лица несчастного навсегда: он понял, что этот крест придется нести до самого конца службы. А ведь всего-то надо было для полного доверия капитана – неуемная болтливость, живая заинтересованность, поток нескончаемых вопросов и заначки сакэ в каждом рукаве…еще не хватало назначить его новым лейтенантом. Гордость исполнительного Маюри была глубоко оскорблена. Хотя виду он мастерски не показывал. Потому что дались ему эти объятия с утра пораньше…
К тому же, он любил. А ради любви мы готовы на многое.
Лейтенант Куроцути ненавидел пачкать руки. План был предельно прост: устранить опасного конкурента посредством другого синигами. При чинах. Капитана. По такому случаю как-то утром Маюри глубоко вздохнул и подошел к Комамуре-тайчо, осведомившись о времени проведения смотров. Завидев вдали готового к фирменному прыжку заклятого сослуживца, Куроцути подпустил его на минимальное расстояние и деликатно отошел в сторону.
…Комамура-тайчо осторожно отцепил глупо ухмыляющегося Ишшина от руки и вежливо спросил, не сильно ли тот ушибся:командир Седьмого Отряда уважал экстравертов. Синева на лице Маюри прогрессировала.
Но он слишком любил своего капитана, чтобы вот так просто сдаться.
Второй жертвой на алтаре любви стало, собственно, общение с вновьприбывшим. Раз уж Сам Урахара-тайчо обычно такой отстраненный и погруженный в свои размышления, снизошел до разговоров по душам с этим неотесанным солдафоном, по недоразумению попавшим в Двенадцатый отряд, то, может, он не так уж плох…Маюри месяц героически терпел нокаутирующие наповал хлопки по плечу, «штрафные» чарки, рассказы о бурной молодости и – апофеоз мучений – постоянные вопли на ухо:
- Ну что ж ты синий-то такой? Убиться дверью!
Доведенный до грани Маюри принял к сведению любимое выражение боевого товарища и поспешил исполнить его желание, когда оный в своей манере несся по коридору, дабы поприветствовать выходящего из лаборатории лейтенанта Куроцути.
…Дверь третий офицер снес. Вместе с Маюри. Спасибо хоть потом догадался ее поднять и отцепить пострадавшего.
Вечером Урахара-тайчо растерянно заметил, что, мол, кажется ему: чего-то в лаборатории не хватает. Слегка расплющенный, но все еще исполнительный Маюри подсказал, чего именно, и изложил ситуацию в подробностях. Урахара-тайчо выслушал и наложил на лейтенанта взыскание за порчу казенного имущества: двери впредь надо открывать аккуратнее. Тем более – двери в подобные помещения.
Если бы не его великая любовь к своему капитану – Двенадцатый Отряд лишился бы не одной сотни ценных препаратов из своих запасников. Маюри ограничился всего лишь парой десятков разбитых склянок.
Озарение пришло вместе с двадцатой. В конце концов, грубая сила – самый эффективный метод устранения ненужных помех. Особенно когда помехи сами по себе представляют сгусток сплошной грубой силы, думал Куроцути, разминая побаливающую после очередного приветствия Ишшина спину. Когда-нибудь Урахара-тайчо обязательно поймет, что никто не любил его так, как его лейтенант. Когда узнает, на что он пошел ради спасения своего светлого чувства…
Он просто попросил соперника пойти в запасники и найти ему пару образцов. И просто слегка пнул самый большой шкаф.
Он пожертвовал ради своей любви всем – даже своими трудами. И если бы он знал, что эта самая любовь решила с утра наведаться в хранилище…
Итогами покушения стали фееричная и неповторимая прическа Урахары-тайчо, гибель ценнейших результатов исследований за всю историю Двенадцатого Отряда и абсолютно невредимый третий офицер, так и застывший с какой-то колбой в руке. Шкаф пролетел в миллиметре от него.
Когда пыль осела, капитан внимательно посмотрел на Маюри. Очень внимательно. А потом в личном кабинете Урахары состоялся крайне неприятный для Куроцути разговор, в котором ему тихо, спокойно и подробно объяснили, что думают о бездарностях вообще и о неуклюжих бездарностях в частности. И посоветовали брать пример с того самого третьего офицера.
На выходе ждал беспокоящийся за коллегу Ишшин. Терпение Маюри не выдержало.
Но, что бы ни случилось, он продолжал любить капитана. И через некоторое время на ум пришло единственно правильное решение: как же он раньше не догадался, все же так просто – так просто оградить свою любовь от всяких недостойных!…
«Так не доставайтесь же вы никому, тайчо!» - мысленно провозгласил лейтенант Куроцути, стоя перед дверью кабинета Высшего Начальства с несколькими папками, помеченными грифом X. Выйдя оттуда часа через два, Маюри прислонился к стене и облегченно вздохнул. На душе у него было на редкость хорошо и спокойно.
Ведь он так любил своего капитана…
«О бедном Маюри
Жанр: Трагифарс
Пейринг: Маюри/Урахара/Ишшин
Саммари: Как он дошел до жизни такой, или попытка оправдать мотивацию действий лейтенанта Куроцути лет этак сто назад
Предупреждения: Наверно, AU, наверно, OOC, да и юмор у автора странный...
Как это часто случалось в Готэй Тринадцать, лейтенант Куроцути вот уже не один десяток лет тайно любил своего капитана. Любил большой, чистой и откровенно собственнической любовью, зеленея от тоски. Поэтому, когда на горизонте появился в буквальном смысле третий лишний – в лице новоиспеченного гиперобщительного и непосредственного офицера - цвет лица Маюри начал отдавать уже в синеву. И если сначала Куроцути улыбался и подчеркнуто обращался к наглецу только по имени – в надежде, что долго такого человека не способен вынести ни один командир - то когда по имени Ишшина назвала сама Святыня, улыбка сползла с лица несчастного навсегда: он понял, что этот крест придется нести до самого конца службы. А ведь всего-то надо было для полного доверия капитана – неуемная болтливость, живая заинтересованность, поток нескончаемых вопросов и заначки сакэ в каждом рукаве…еще не хватало назначить его новым лейтенантом. Гордость исполнительного Маюри была глубоко оскорблена. Хотя виду он мастерски не показывал. Потому что дались ему эти объятия с утра пораньше…
К тому же, он любил. А ради любви мы готовы на многое.
Лейтенант Куроцути ненавидел пачкать руки. План был предельно прост: устранить опасного конкурента посредством другого синигами. При чинах. Капитана. По такому случаю как-то утром Маюри глубоко вздохнул и подошел к Комамуре-тайчо, осведомившись о времени проведения смотров. Завидев вдали готового к фирменному прыжку заклятого сослуживца, Куроцути подпустил его на минимальное расстояние и деликатно отошел в сторону.
…Комамура-тайчо осторожно отцепил глупо ухмыляющегося Ишшина от руки и вежливо спросил, не сильно ли тот ушибся:командир Седьмого Отряда уважал экстравертов. Синева на лице Маюри прогрессировала.
Но он слишком любил своего капитана, чтобы вот так просто сдаться.
Второй жертвой на алтаре любви стало, собственно, общение с вновьприбывшим. Раз уж Сам Урахара-тайчо обычно такой отстраненный и погруженный в свои размышления, снизошел до разговоров по душам с этим неотесанным солдафоном, по недоразумению попавшим в Двенадцатый отряд, то, может, он не так уж плох…Маюри месяц героически терпел нокаутирующие наповал хлопки по плечу, «штрафные» чарки, рассказы о бурной молодости и – апофеоз мучений – постоянные вопли на ухо:
- Ну что ж ты синий-то такой? Убиться дверью!
Доведенный до грани Маюри принял к сведению любимое выражение боевого товарища и поспешил исполнить его желание, когда оный в своей манере несся по коридору, дабы поприветствовать выходящего из лаборатории лейтенанта Куроцути.
…Дверь третий офицер снес. Вместе с Маюри. Спасибо хоть потом догадался ее поднять и отцепить пострадавшего.
Вечером Урахара-тайчо растерянно заметил, что, мол, кажется ему: чего-то в лаборатории не хватает. Слегка расплющенный, но все еще исполнительный Маюри подсказал, чего именно, и изложил ситуацию в подробностях. Урахара-тайчо выслушал и наложил на лейтенанта взыскание за порчу казенного имущества: двери впредь надо открывать аккуратнее. Тем более – двери в подобные помещения.
Если бы не его великая любовь к своему капитану – Двенадцатый Отряд лишился бы не одной сотни ценных препаратов из своих запасников. Маюри ограничился всего лишь парой десятков разбитых склянок.
Озарение пришло вместе с двадцатой. В конце концов, грубая сила – самый эффективный метод устранения ненужных помех. Особенно когда помехи сами по себе представляют сгусток сплошной грубой силы, думал Куроцути, разминая побаливающую после очередного приветствия Ишшина спину. Когда-нибудь Урахара-тайчо обязательно поймет, что никто не любил его так, как его лейтенант. Когда узнает, на что он пошел ради спасения своего светлого чувства…
Он просто попросил соперника пойти в запасники и найти ему пару образцов. И просто слегка пнул самый большой шкаф.
Он пожертвовал ради своей любви всем – даже своими трудами. И если бы он знал, что эта самая любовь решила с утра наведаться в хранилище…
Итогами покушения стали фееричная и неповторимая прическа Урахары-тайчо, гибель ценнейших результатов исследований за всю историю Двенадцатого Отряда и абсолютно невредимый третий офицер, так и застывший с какой-то колбой в руке. Шкаф пролетел в миллиметре от него.
Когда пыль осела, капитан внимательно посмотрел на Маюри. Очень внимательно. А потом в личном кабинете Урахары состоялся крайне неприятный для Куроцути разговор, в котором ему тихо, спокойно и подробно объяснили, что думают о бездарностях вообще и о неуклюжих бездарностях в частности. И посоветовали брать пример с того самого третьего офицера.
На выходе ждал беспокоящийся за коллегу Ишшин. Терпение Маюри не выдержало.
Но, что бы ни случилось, он продолжал любить капитана. И через некоторое время на ум пришло единственно правильное решение: как же он раньше не догадался, все же так просто – так просто оградить свою любовь от всяких недостойных!…
«Так не доставайтесь же вы никому, тайчо!» - мысленно провозгласил лейтенант Куроцути, стоя перед дверью кабинета Высшего Начальства с несколькими папками, помеченными грифом X. Выйдя оттуда часа через два, Маюри прислонился к стене и облегченно вздохнул. На душе у него было на редкость хорошо и спокойно.
Ведь он так любил своего капитана…
